Генке, Герберт Густавович

Герберт Густавович Генке
Дата рождения:	14 ноября 1913(1913-11-14)
Место рождения:	село Анетта, Волынская губерния, Российская империя
Дата смерти:	4 марта 1999(1999-03-04) (85 лет)
Место смерти:	Алма-Ата, Казахстан
Род деятельности:	поэт, прозаик, переводчик
Язык произведений:	немецкий, русский

Герберт Густавович Генке (14 ноября 1913, село Анетта, Волынская губерния — 4 марта 1999, Алма-Ата) — немецкий советский писатель и поэт.

Биография

Высшее образование получил в 1938 году, окончив Немецкий пединститут в Энгельсе. До Великой Отечественной войны работал в газете «Nachrichten» и журнале «Der Kampfer». В 1941 году был депортирован в Сибирь. Жил сначала в Красноярском крае, потом в Кемеровской области, работал в школе учителем немецкого языка. С 1968 года проживал в Алма-Ате, где работал на немецком радио.

Творчество

Литературную деятельность начал в 1930-е годы. Отдельным изданием его произведения (поэтический сборник «Вольная Волга») впервые вышли в 1938 году. Потом последовали сборники «Весна», «Праздник мёда», «Зелёное эхо», «Пульс моего времени», «Лестница», «Круговорот». Прозаические произведения Генке — повести «На тропе детства», «Трудные времена», «Исполнившиеся надежды» — были опубликованы в альманахе «Феникс» в 1994—1995 годах. Герберт Генке также активно переводил на немецкий язык казахскую поэзию.

Ссылки

• Литературы народов России: XX в.: словарь / Н. С. Надъярных. — М.: Наука, 2005. — С. 208. — 365 с. — 1100 экз. — ISBN 5-02-010208-3.

Отрывок, характеризующий Генке, Герберт Густавович

– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…