Гоголь-Яновские

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гоголь-Яновские

Губернии, в РК которых внесён род:

Полтавская, Новгородская

Часть родословной книги:

III, II


Подданство:

Гоголь-Яновские — старинный русский[1] дворянский род, украинского происхождения, берущий начало от некоего Якова, жившего в XVII столетии. Сын его Иван (по-польски Ян) и внук Демьян были священниками в Лубенском полку. Сама фамилия Яновский может восходить либо к топониму Янов, либо быть производной от Яна, и в этом случае потомство Яна — Яновские. Но последнему противоречит тот факт, что фамилию Гоголь-Яновский позднее унаследовали представители другой семейной ветви, не являющейся потомками Яна и ведущей начало от Фёдора Яковлевича — родного брата 'Яна Яковлевича: Пётр Фёдорович, Иван Петрович, Василий Иванович и т. д.

Сын Демьяна — Афанасий (Опанас) Демьянович (отец Василия Гоголь-Яновского и дед писателя Николая Гоголя) родившийся в 1738 году, обучался в Киевской духовной академии, служил войсковым писарем и в 17941798 годы был секунд-майором. Именно он и прибавил к своей фамилии Яновский вторую — Гоголь, что должно было подчеркнуть происхождение рода от известного в украинской истории полковника Остапа Гоголя.

Род Гоголь-Яновских, по недостаточности представленных доказательств, был записан в III часть родословной книги Полтавской губернии. Потомство подполковника Василия Ивановича Гоголя, сына врача Ивана Петровича, двоюродного брата Афанасия Демьяновича, записано во II часть родословной книги Новгородской губернии.

Напишите отзыв о статье "Гоголь-Яновские"



Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гоголь-Яновские

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.