Головкин, Константин Павлович

Константин Павлович Головкин
Основные сведения
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Дата рождения	17 декабря (30 декабря) 1873(1873-12-30)
Место рождения	Самара, Российская империя
Дата смерти	26 февраля 1925(1925-02-26) (51 год)
Место смерти	Самара, СССР
Работы и достижения
Работал в городах	Самара
Архитектурный стиль	ар-деко
Важнейшие постройки	Дом со слонами

Константин Павлович Головкин (род. 17 декабря (старый стиль) 1871 (Самара) — умер 26 февраля 1925) — самарский купец, меценат и художник.

Биография

Родился в семье купца второй гильдии Павла Ивановича Головкина. С 1882 по 1889 год учился в Самарском реальном училище. Затем, возможно, брал уроки у прибывшего в Самару художника Ф. Е. Бурова, однако систематического художественного образования не получил, оставаясь художником-самоучкой. Работал в традициях русского реалистического искусства. Константин Павлович Головкин принимал самое непосредственное участие в культурной жизни города, вместе с другими членами любительского кружка художников он участвовал в организации ежегодных выставок картин, которые проходили в Самаре с 1891 по 1916 годы. В 1897 году выступил инициатором создания художественного отделения Самарского городского музея. Головкин вёл летопись самарских выставок и издал книгу «Вся Самара». До настоящего времени дошло лишь несколько картин К. П. Головкина. В собрании Самарского художественного музея их пять, одна экспонируется в Музее Модерна, некоторое количество работ сохранилось в частных собраниях.

После Гражданской войны в России 1917 года художник на некоторое время уезжал из Самары в Иркутск, где принимал участие в археологических раскопках. В начале 1920-х годов Головкин вернулся в Самару и привёз целый вагон экспонатов для музея, в том числе предметы археологических раскопок. Последние годы работал в архиве города Самары.

См. также

• Дом со слонами — дача Константина Головкина, культурное наследие Российской Федерации.

Ссылки

• [culturolog.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=916&Itemid=31 Выставка «Волжские маршруты Константина Головкина»]

Литература

• Возвращение к Головкину. — Самара: Издательский дом «Агни», 2006

Отрывок, характеризующий Головкин, Константин Павлович

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.