Голутвин (Коломна)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Голутвин — исторически сложившееся название района города Коломны, прилегающего к одноимённой железнодорожной станции.

Происхождение названия

Название района происходит либо от слова голутва, которое переводится как лесная просека, вырубка; либо от славянского Голядь — название балтийского племени, жившего на берегах реки Протвы (граница современных Московской и Калужской областей), либо от древнерусск. "голытьба — так называли промышлявших здесь разбойников — «верховые» или голутвенные казаки

История

Территория района сформировалась из села Боброва, находившегося на этом месте до середины XIX века. В 1863 году инженер Струве купил этот участок земли у помещика Н. М. Голицына для постройки паровозостроительного завода (ныне — ОАО ХК «Коломенский завод») и железнодорожной станции.

Транспорт

С остальными районами города Голутвин связан трамвайными маршрутами № 1, 2, 3, 4, 6 и 8, проходящими по улице Октябрьской Революции, автобусными внутригородскими маршрутами, а также маршрутными такси: 2, 3, 5, 6, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 20, 68. Также в Голутвине находится автовокзал, с которого отходят районные и междугородние автобусные маршруты.

Упоминание в искусстве

Голутвин упоминается в известной песне Дм. Сухарева «Пароходик»:

Не тает ночь, и не проходит,
А на Оке, а над Окой
Кричит случайный пароходик -
Надрывный, жалостный такой.
...
И как планета многолюден,
Он прекращает ерунду
И тихо шлёпает в Голутвин,
Глотая вздохи на ходу.

Отрывок, характеризующий Голутвин (Коломна)

«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.