Горки-10

Посёлок Горки-10 Страна РоссияРоссия Субъект Федерации МосковскаяМосковская область Район Одинцовский Сельское поселение Успенское Координаты 55°42′20″ с. ш. 37°01′28″ в. д.55.7056361° с. ш. 37.0244917° в. д. / 55.7056361; 37.0244917    Население 6456 человек (2013) Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 50, 90, 150, 190, 750 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=46241861003 46 241 861 003] Показать/скрыть карты

Го́рки-10 — посёлок в Одинцовском районе Московской области, расположенный на 25-м километре Рублёво-Успенского шоссе. Входит в состав муниципального образования «сельское поселение Успенское». Население 6456 чел. (по состоянию на 2013 год).

История

История этих мест уходит в седую старину. Первоначально здесь располагалось княжеское село Домантовское, упоминаемое в духовной грамоте Ивана Калиты и последующих завещаниях московских князей.

Оно представляло собой небольшой городок с земляным валом, являвшийся центром особой Домантовской волости. Во время событий феодальной войны он сильно пострадал, и в документах XVI в. мы видим на этом месте лишь деревню с характерным названием Городище.

«Экономические примечания» конца XVIII в. упоминают деревню Новое Городище вместе с Иславским во владении генерал-лейтенанта Ивана Петровича Архарова. Тогда здесь было 5 дворов, где проживало 35 душ мужского и 28 женского пола.

Сведения 1852 г. сообщают, что деревня состояла из 7 дворов, в которых значилось 47 жителей, и принадлежала титулярному советнику Ивану Захаровичу Постникову. Статистика 1890 г. зафиксировала здесь 54 жителя. Незадолго до этой даты владелец соседнего имения в Успенском князь Борис Владимирович Святополк-Четвертинский организует здесь конный завод.

В конце XIX в. Россия занимала первое место в мире по количеству лошадей. Из их общего числа приблизительно в 60 миллионов на нашу страну приходилось около 21 миллиона голов. Племенная работа тогда велась на 21 подмосковном конном заводе. После революции здесь был организован Московский конный завод N 1, где велась целенаправленная работа по улучшению пород лошадей, работал институт коневодства, регулярно проводились аукционы.

Горки-10 вошли в историю русской литературы, так как с 1931 года там проводил лето писатель Максим Горький. Тут создавались «Жизнь Клима Самгина», пьесы «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие», публицистические статьи. Гостями его были Герберт Уэллс, Ромен Роллан, К. А. Федин, А. А. Фадеев, В. С. Иванов, В. В. Вересаев, А. С. Новиков-Прибой, редакторы многих журналов и издательств. Здесь же он и скончался в 1936 году.

Экономика

Рядом с посёлком Горки-10 также расположены Московский конезавод (в посёлке Конезавода) и крупный оранжерейный комплекс.

См. также

• Горки-2

Ссылки

• [www.uspenskoe-admin.ru/o-poselenii/istoricheskaya-spravka Историческая справка посёлка Горки-10]
• [www.uspenskoe-admin.ru/galereya/foto/blagoustr Фотографии посёлка Горки-10]
• [www.rublevskaya.ru/gorki-10 История посёлка Горки-10]
• [www.odintsovo.info/goroda/?id=2888 Города и поселения Одинцовского района. Горки-10]

Отрывок, характеризующий Горки-10

Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.