Гумилиаты
Гумилиаты — средневековая монашеская католическая конгрегация, выросшая из движения мирян, выступавших за обновление церкви и провозглашавшая бедность и смирение главными христианскими идеалами. Название происходит от латинского humiliati (смиренные, покорные). Движение получило распространение, главным образом, в Ломбардии. Образовано в XII веке, упразднено в XVI. Женская ветвь сохранилась и представлена несколькими монастырями.
Точное время и обстоятельства образования движения гумилиатов неизвестны, хотя не вызывает сомнений, что образовалось движение в XII веке. Согласно ряду источников, впервые термин гумилиаты употребляется в адрес участников восстания против императора Генриха V, которые были отпущены на родину в Ломбардию при условии их покорности императору и образования христианской общины[1]. Ланская хроника начала XIII века относит появление гумилиатов к 70-м годам XII в.[2]. В хронике приводится свидетельство о том, в 1178 году ломбардские гумилиаты просили папу подтвердить свой образ жизни, папа согласился, но запретил им проповедовать в общественных местах.
Центральной идеей гумилиатов было обновление христианской жизни, протест против роскоши духовенства, возврат к евангельским идеалам бедности, простоты и смирения. По многим аспектам взгляды гумилиатов были схожи со взглядами других движений, возникших в XII веке и также выступавших за обновление религиозной жизни, в первую очередь вальденсов, бегинок и бегардов.
Центром движения гумилиатов стала Ломбардия, а ядром общины — чесальщики шерсти и сукноделы. Гумилиаты, кроме религиозных, преследовали и социальные цели, в частности защищали профессиональные интересы чесальщиков шерсти[3].
Гумилиаты носили одежду из грубой, некрашеной ткани и береты из шерсти серого цвета. Первоначально движение возникло, как общество мирян, которые приносили добровольные мирские обеты простоты и бедности, затем постепенно трансфомировалось в монашескую конгрегацию, члены которой приносили монашеские обеты.
Поскольку по взглядам гумилиаты были весьма близки к ранним вальденсам, а последние были отлучены папой Луцием III в 1184 году, то отлучение распространилось и на гумилиатов. Они, однако, не прекращали попыток доказать свою приверженность Католической церкви и преуспели, отлучение было с них вскоре снято, в отличие от вальденсов, гумилиаты в итоге не размежевались с Церковью. В 1201 году папа Иннокентий III утвердил их устав, оформивший их как монашескую конгрегацию. Устав базировался на правилах св. Бенедикта Нурсийского с элементами устава св. Августина. Одновременно с мужской была сформирована и женская ветвь конгрегации. В 1216 году гумилиаты насчитывали 150 объединений, в 1278 году — ок. 220[1].
К XV веку орден пришёл в упадок, в конце XV века гумилиаты насчитывали всего 90 общин и 170 монахов. Папа Пий V поручил провести реформу ордена кардиналу Карло Борромео. Реформы вызвали резкое недовольство монахов, в 1569 году один из монахов совершил попытку покушения на кардинала Борромео, после чего в 1571 году папа распустил орден. Монастыри и имущество мужской ветви гумилиатов было передано варнавитам и иезуитам, в то же время женская ветвь продолжила своё существование. Число женских гумилиатских монастырей постепенно сокращалось, но до нашего времени сохранилось несколько независимых женских общин в Италии.
Напишите отзыв о статье "Гумилиаты"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.pravenc.ru/text/168318.html «Гумилиаты» //Православная энциклопедия. Т. 13, С. 454—455]
- ↑ Chronicon Laudense // MGH. Scr. Bd. 26. S. 449
- ↑ [krotov.info/lib_sec/13_m/mul/en_00.htm Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X—XV вв. М.: Молодая гвардия, 2002]
Ссылки
- [www.pravenc.ru/text/168318.html «Гумилиаты» //Православная энциклопедия. Т. 13, С. 454—455]
- [www.archive.org/stream/encyclopaediabrit13chisrich#page/884/mode/2up Encyclopædia Britannica, 11th edn. Cambridge: Cambridge University Press, 1910-11), XII (1910), 884.]
- [www.newadvent.org/cathen/07543a.htm «Humiliati» //Catholic Encyclopedia.1913 ]
Отрывок, характеризующий Гумилиаты
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
