Даревская, Елена Марковна
| Даревская Елена Марковна | |
| Место смерти: |
Иркутск, РФ |
|---|---|
| Научная сфера: |
история России |
| Место работы: |
Иркутский государственный университет |
| Альма-матер: |
Иркутский государственный университет |
| Известен как: |
историк-монголовед |
Еле́на Ма́рковна Даре́вская (10 декабря 1919, Хотимск, ныне Беларусь — 5 октября 2010, Иркутск) — советский, российский историк-монголовед, автор более 80 статей по истории русско-монгольских отношений, культуре Сибири XIX — начала XX веков и роли, которую играли в ней ссыльные декабристы[1].
Содержание
Биография
Елена Марковна Даревская родилась 10 декабря 1919 г. в г. Хотимске Могилёвской губернии. Отец — Меер Лазаревич Даревский, мать — Клара Израилевна Даревская. Среднюю школу окончила в г. Тверь.
Учёба и преподавательская деятельность
В 1938 году Е. М. Даревская поступила на исторический факультет Московского института истории, философии и литературы им. Н. Г. Чернышевского, где проучилась три года. Большое влияние на неё оказали историки М. Н. Тихомиров и С. С. Дмитриев.
Из-за начавшейся войны Е. М. Даревская с семьёй эвакуировалась в Иркутск. Работая в медицинском институте, продолжила учёбу и в 1945 г. Е. М. Даревская с отличием закончила Иркутский государственный университет (ИГУ) с дипломной работой «Национально-освободительное движение в Монголии в 1907—1912 гг. и Россия»"[2]. Работала в ИГУ на кафедре истории СССР сначала преподавателем, а с 1947 г. — старшим преподавателем. Е. М. Даревская много лет читала лекции и вела семинары по различным темам истории России периода становления империализма и развития отношений со странами Дальнего Востока. Пользовалась авторитетом среди студентов, в том числе, из Монголии.
В 1976 г. Даревской по совокупности научных работ было присвоено звание доцента.
Монголоведение
Главной темой Е. М. Даревской на более чем 40 лет стали экономические и культурные связи России и Монголии в конце ХIХ — начала XX вв. Она автор десятков статей о русско-монгольских связях: «Ургинская школа переводчиков и толмачей» (1959), «Обучение монголов в Сибири накануне народной революции» (1974), «Связи Иркутска с Монголией» (1961), «Из жизни русской колонии в Монголии в годы гражданской войны» (1970), «Русский кинематограф в дореволюционной Урге» (1979) и другие. Автор биографических очерков об А. В. Бурдукове, С. Б. Цыбиктарове, В. Зазубрине, Ф. И. Парнякове, Д. А. Клеменце. Издатель мемуаров А. В. Бурдукова.
В 1994 г. на основе многочисленных выявленных документальных материалов издана монография Е. М. Даревской «Сибирь и Монголия».
Декабристоведение
Заметный вклад Е. М. Даревская внесла в декабристоведение, собирая и исследуя материалы связанные с пребыванием и разносторонней деятельностью декабристов и судьбой их потомков в Сибири[3][4][5]. Она являлась редактором библиографического указателя «Декабристы и Сибирь»[6], ответственным секретарём редколлегии сборников «Сибирь и декабристы», учёным секретарём проблемного Совета «Декабристы и Сибирь», существовавшего при ИГУ, курировала работу иркутского Дома-музея декабристов,
Библиография
- Сибирь и Монголия. Очерки истории русско-монгольских связей в конце XIX — начале XX веков. Иркутск, Изд-во ИГУ,1994.
- Декабристы в Сибири и соседние страны Востока — Китай, Монголия — Иркутск: Изд-во Иркутского музея декабристов, 2007, 115 с.
Награды
- Медаль правительства МНР «Найрамдал» («Дружба»)
Напишите отзыв о статье "Даревская, Елена Марковна"
Литература
- Свинин В. В. Елена Марковна Даревская: библиогр. указ. тр.: (к 75-летию со дня рождения). — Иркутск, 1994.
Примечания
- ↑ [libed.ru/knigi-nauka/796932-1-ministerstvo-kulturi-arhivov-irkutskoy-oblasti-arhivnoe-agentstvo-irkutskoy-oblasti-oblastnoe-gosudarstvennoe.php Путеводитель по фондам Государственного архива Иркутской области – Даревская Елена Марковна историк].
- ↑ [ellib.library.isu.ru/docs/istoria/p1060-1_E5_5734.pdf Монголия и Сибирь: Материалы международной научно-практической конференции, посвященной 80-летию со дня рождения Е.М. Даревской – Иркутск: ИГУ, 2000, 108 с.].
- ↑ Даревская Е. М. О некоторых деталях пребывания декабристов в Сибири — //Сибирь — Иркутск: 1986, № 1, сс. 112—124
- ↑ Даревская Е. М. О семье дочери декабриста Н. А. Бестужева — //Сибирь — Иркутск: 1979, № 5, сс. 105—116
- ↑ Даревская Е. М. А. Д. Старцев — сын Н. А. Бестужева — //Сибирь и декабристы — Иркутск: 1981, вып. 2, сс. 132—158
- ↑ Декабристы и Сибирь: Библиографический указатель — Иркутск: ИГУ, 1985, 152 с.
Ссылки
- Ю. В. Кузьмин. [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:f39sCeB-PS0J:www.pressinst.org.mn/cgi-bin/library%3Fe%3Dd-00000-00---off-0col36--00-0--0-10-0---0---0prompt-10---4-------0-0l--11-en-50---20-help---00-0-1-00-0-0-11-1-0utfZz-8-00%26cl%3DCL3.1%26d%3DHASH01827411584c6f5cb8db24b0.27%26x%3D1+%D0%95+%D0%9C+%D0%94%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F&cd=16&hl=ru&ct=clnk&gl=ru&client=firefox Неутомимый исследователь.] Новости Монголии, 1995-02-22, № 19.
Отрывок, характеризующий Даревская, Елена Марковна
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
