Дмитриев, Сергей Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Сергеевич Дмитриев
Дата рождения:

23 августа (4 сентября) 1906(1906-09-04)

Место рождения:

Ярославль, Ярославская губерния, Российская империя

Дата смерти:

9 ноября 1991(1991-11-09) (85 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

История России, история народов СССР, историография. Социально-экономическое развитие России в XIX в. История церкви, религиозно-философской мысли. История культуры.

Место работы:

МГУ

Учёная степень:

кандидат исторических наук (1940)

Учёное звание:

профессор (1968)

Альма-матер:

ЯГПИ

Научный руководитель:

С. В. Бахрушин
М. В. Нечкина

Известные ученики:

И. Д. Ковальченко, А. Г. Тартаковский и др.

Известен как:

талантливый педагог, знаток и тонкий ценитель театра, живописи, поэзии, музыки

Серге́й Серге́евич Дми́триев (23 августа (4 сентября) 1906, Ярославль, Ярославская губерния, Российская империя — 9 ноября 1991, Москва, СССР) — советский историк, историограф, музейный работник, педагог. Исследователь русской общественной мысли и культуры XIX — начала ХХ веков. Кандидат исторических наук (1940), профессор исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

Член секции исторических наук по Ленинским и Государственным премиям.

Редактор-консультант «Большой советской энциклопедии».

Член редколлегий документальных серий «Памятники исторической мысли» и «Университетская библиотека».

Член редколлегии журнала «История СССР» (около 25 лет).

Учителя: академики Н. М. Дружинин, М. В. Нечкина, член-корреспондент АН СССР С. В. Бахрушин.





Биография

Родился в Ярославле в семье мелкого конторского служащего.

В 1925—1929 годах учился на историко-литературном факультете Ярославского педагогического института.

Уже во время учёбы с того же 1925 — член, а затем учёный секретарь Ярославского естественно-исторического и краеведческого общества; сотрудник Ярославского губернского статистического бюро, библиотекарь Научной библиотеки Ярославского губернского музея. Также работал зав. отделом редкой книги и библиотеки Ивановского областного музея.

В 1931—1938 — старший научный сотрудник, а затем заместитель директора по научной работе музея-усадьбы «Кусково». В этом музее окончательно сформировался интерес учёного к истории русской культуры.

С 1934 — аспирант исторического факультета МГУ, научный руководитель М. В. Нечкина.

Основные работы

  • Славянофилы и славянофильство // Историк-марксист. 1941. № 1.
  • Очерки истории русской культуры начала ХХ века: книга для учителя. М., 1985.
  • Соловьёв С. М. Сочинения. М., 1988—1998. Кн. 1-21. (ответственный редактор).
  • Раннее славянофильство и утопический социализм // Вопросы истории. 1993. № 5.
  • Из дневников (публикация) // Отечественная история. 1999. № 3-6. 2000. № 1-3. 2001. № 1.

Напишите отзыв о статье "Дмитриев, Сергей Сергеевич"

Литература

Ссылки

  • [www.lomonosov-fund.ru/enc/ru/encyclopedia:0134592:article Фонд знаний «Ломоносов» — Дмитриев Сергей Сергеевич (1906—1991)]


Отрывок, характеризующий Дмитриев, Сергей Сергеевич

Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.