Дело (пьеса)

Дело
Жанр:	драма
Автор:	Александр Васильевич Сухово-Кобылин
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1856—1861
Дата первой публикации:	1869
Предыдущее:	«Свадьба Кречинского» (1854)
Следующее:	«Смерть Тарелкина» (1869)

«Де́ло» («Отжитое время») — вторая часть драматической трилогии А. В. Сухово-Кобылина. Основана на биографическом материале. Закончена в 1861 году. До 1881 года была запрещена к постановке (трижды запрещалась). Была издана в 1861 году в Лейпциге тиражом в 25 экземпляров; в России в 1869 году в Москве в книге «Картины прошедшего. Писал с натуры А. Сухово-Кобылин».

Сюжет

Предлагаемая здесь публике пиеса Дело не есть, как некогда говорилось, Плод Досуга, ниже, как ныне делается Поделка литературного Ремесла, а есть в полной действительности сущее, из самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело.

— Из авторского предисловия

Предыстория

Первая пьеса трилогии заканчивается тем, что Кречинский отдаёт в заклад поддельную заколку вместо брильянтовой. Когда ростовщик ловит его с поличным, хозяйка заколки Лидочка отдаёт настоящую, брильянтовую, объясняя всё случайной ошибкой. Действие второй пьесы начинается шесть лет спустя.

Действие первое

Квартира Муромских

Нелькин возвращается в дом Муромских из-за границы и узнаёт, что продажная полиция и судейские открыли дело о подлоге, обвиняемыми в котором выступает не только Кречинский, но и Лидочка, которую выставляют его сообщницей. Дело строится на ложном свидетельстве одного из слуг. По городу ходят самые возмутительные слухи о связи Кречинского и Лидочки, вплоть до тайной беременности. Вокруг Муромского вьются разные люди, обещающие за деньги уладить вопрос, речь идёт об огромных деньгах, до двадцати тысяч рублей. Зная, что Муромский — человек честный и о взятках понятие имеет самое малое, Кречинский пишет тому письмо, уговаривая Муромского дать взятку, когда понадобится. К Муромскому приходит советник Кандид Касторыч Тарелкин, человек сомнительной репутации, но имеющий доступ к тем, кто может решить исход дела. По настоянию своего приказчика, Муромский даёт небольшую взятку Тарелкину.

Действие второе

Канцелярия

Тарелкин и мелкие чиновники обсуждают дело Муромских. Входит действительный статский советник Варравин, начальник канцелярии. Тарелкин сообщает тому, что Муромский готов откупиться. Варравин хочет взять тридцать тысяч рублей. Тарелкин объясняет, что Муромский уже практически разорён, то давая взятки неправильным людям, то откупаясь от проведения постыдных судебно-медицинских освидетельствований, назначаемых Лидочке. Варравин соглашается на двадцать тысяч.

К Варравину является Муромский, излагает суть вздорного дела. Варравин оказывает на Муромского давление: выражает сомнение в излагаемых обстоятельствах дела и сообщает, что Лидочка достигла возраста уголовного преследования. Обсуждая теоретическую взятку, Муромский предполагает сумму в три тысячи рублей. Варравин сообщает, что сумма — не менее тридцати тысяч серебром (то есть, сто тысяч ассигнациями). Они торгуются, Варрвин соглашается на двадцать четыре тысячи, Муромский предлагает десять. Варравин разворачивается и уходит. Оставшись в одиночестве, Муромский понимает, что двадцать четыре тысячи потребуют продажи Стрешнева, фамильного имения, «прах дедов», это абсолютное банкротство. Муромский принимает решение искать правды на самом верху.

Варравин и Тарелкин решают, что Муромский отправится к Князю. Чтобы гарантировать неудачу аудиенции, Тарелкин должен направить Муромского на утрений приём — утром Князь обычно не в духе, так как страдает желудком.

Действие третье

Квартира Муромских

Муромский при орденах, написав записку об обстоятельствах дела, собирается на аудиенцию к Князю. Тарелкин, находящийся там же, выражает сомнение в успехе этого мероприятия. Некоторое время Тарелкин и Атуева обсуждают обстоятельства дела. Наконец возвращается Муромский — Князь не принимает. Тарелкин объясняет, что нужно было дать взятку курьеру, десять рублей серебром. Из объяснений Тарелкина следует, что до беды Муромских никому дела нет, хоть умри, и только деньги могут помочь делу.

Канцелярия и покои Князя

Тарелкин выясняет у курьера, что Князь не в духе. Радуясь этому обстоятельству, он просит пустить к Князю своего просителя. Муромский пытается объяснить суть дела, путается, Князь пытается избавиться от просителя. Разговор превращается в скандал, Муромский оскорбляет Князя, его вышвыривают из приёмной.

Князь выясняет обстоятельства дела у Варравина, после чего принимает решение отправить дело на доследование. Варравин и Тарелкин этим огорчены, так как возможность закрыть дело за взятку от них ускользает. Варравин решает как можно скорее потребовать от Муромского двадцать пять тысяч.

Действие четвёртое

Квартира Муромских

Муромский и Нелькин узнают, что если не заплатить Варравину тридцать тысяч до четырёх часов дня, дело будет подано на «переследование», в рамках которого медицинская комиссия должна будет выяснить, не рожала ли Лидочка от Кречинского. Нелькин в ужасе требует от Муромского отдать всё до копейки, до нитки, чтобы не допустить позора. Все присутствующие — Атуева, Лидочка, Нелькин и даже приказчик Сидоров, человек наёмный, но честный — складываются деньгами и драгоценностями, чтобы набрать требуемую сумму.

Действие пятое

Канцелярия

Муромский отдаёт пакет денег Варравину и уходит. Неожиданно его требуют назад. Варравин при свидетеле, экзекуторе Живце, обвиняет Муромского в даче взятки, но ввиду почтенного возраста просителя, решает не арестовывать того и предлагает Муромскому забрать деньги и уйти. Муромский берёт пакет и понимает, что значительной части не хватает. Муромский поднимает скандал, требует всех арестовать, требует аудиенции у Государя, затем швыряет пакет в Варравина. Неожиданно входят Князь и Важное лицо, выясняют суть скандала и приказывают деньги в пакете приобщить к делу. При пересчёте в пакете оказываться 1350 рублей.

Тарелкин входит к Варравину и сообщает, что Муромский умер по дороге домой, что является прекрасным исходом дела, «не токмо концы в воду, а все крючки и петельки потонули». Тарелкин требует половину денег за участие в афере. Варравин напоминает, что все деньги вернул покойному, чему есть свидетели, и добавляет, что если Тарелкин продолжит что-либо требовать, того ждут неприятности.

Действующие лица

Основными действующими лицами в пьесе являются:

• Максим Кузьмич Варравин, начальник канцелярии
• Кандид Касторович Тарелкин, сотрудник канцелярии
• Петр Константинович Муромский, богатый помещик
• Лидочка, дочь Муромского
• Нелькин, друг семьи
• Иван Сидоров Разуваев, приказчик Муромского

Необычным литературным приёмом Сухов-Кобылин делит действующих лиц своей пьесы по «стратам» от Начальства до Ничтожеств согласно их влиятельности в обществе. Это априори задаёт конфликтную тональность пьесы. В постановке Н. П. Акимова (Театр имени Ленсовета, 1954) список действующих лиц пьесы превращён в «своеобразную мизансцену, которая … даёт зримый образ политической структуры общества, где происходят изображенные автором события»..

Действующие лица (цитируется по оригинальному тексту)  

I. НАЧАЛЬСТВА

• Весьма важное лицо.
• Важное лицо.

II. СИЛЫ

• Максим Кузьмич Варравин.
• Кандид Касторович Тарелкин.
• Иван Андреевич Живец.

III. ПОДЧИНЕННОСТИ

• Чибисов.
• Ибисов.
• Касьян Касьянович Шило.
• Чиновники:
  • Герц
  • Шерц
  • Шмерц
• Чиновник Омега.

IV. НИЧТОЖЕСТВА, ИЛИ ЧАСТНЫЕ ЛИЦА

• Петр Константинович Муромский.
• Анна Антоновна Атуева.
• Лидочка.
• Нелькин.
• Иван Сидоров Разуваев.

V. НЕ ЛИЦО

• Тишка.

Экранизация

В 1991 году была экранизирована как часть трилогии «Дело Сухово-Кобылина» («Оставить в подозрении», «Подвергнуть покаянию», «Дело»; режиссёр Л. А. Пчёлкин).

Ссылки и литература

• [az.lib.ru/s/suhowokobylin_a_w/text_0025.shtml Текст пьесы]
• [www.kino-teatr.ru/teatr/art/artteatr/319/ П. Марков. О Сухово-Кобылине и его трилогии. К постановке «Дела» в МХАТе II.] (1927)
• Гроссман Л. П. Театр Сухово-Кобылина. — Москва; Ленинград, 1940.
• Клейнер И. Драматургия Сухово-Кобылина. М., 1961.

Отрывок, характеризующий Дело (пьеса)

– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.