Джигалова, Людмила Станиславовна

</table>

Людми́ла Станисла́вовна Джига́лова (22 января 1962, Харьков) — советская и украинская легкоатлетка, двукратная олимпийская чемпионка в эстафете 4×400 метров. Заслуженный мастер спорта. Кавалер Ордена княгини Ольги III-й степени (2002).

Карьера

На Олимпиаде в Сеуле участвовала в предварительных забегах в эстафете 4×400 метров, в итоге получив золотую медаль. В 1992 году вместе с Еленой Рузиной, Ольгой Назаровой и Ольгой Брызгиной второй раз победила в эстафете 4×400 метров.

Также становилась победителем чемпионата мира в 1991 году. Должна была бежать 400 метров на чемпионате мира 1993 года, но ИААФ дисквалифицировала её на 4 года за употребление стероидов.

Ссылки

• [www.iaaf.org/athletes/biographies/athcode=60481 Джигалова, Людмила Станиславовна] — профиль на сайте IAAF (англ.)

Людмила Джигалова
Общая информация
Полное имя	Людмила Станиславовна Джигалова
Дата и место рождения	22 января 1962(1962-01-22) (62 года) Харьков, СССР
Гражданство	СССР Украина Россия
Рост	176 см
Вес	62 кг
Личные рекорды
400 м	50.76 (1991)
Личные рекорды в помещении
400 м	52.19 (1991)
Международные медали
Олимпийские игры за СССР Золото Сеул 1988 эстафета 4×400 м за Объединённую команду Золото Барселона 1992 эстафета 4×400 м Чемпионат мира Золото Токио 1991 эстафета 4×400 м Правительственные награды
Последнее обновление: 7 августа 2012</small>

Отрывок, характеризующий Джигалова, Людмила Станиславовна

В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.