Хендерсон, Моника

</table> Мо́ника Хе́ндерсон (англ. Monique Henderson; род. 18 февраля 1983) — американская легкоатлетка, которая специализировалась в беге на 400 метров.

На Олимпийских играх 2004 в эстафете 4×400 м завоевала золотую медаль, но в связи с тем, что Кристал Кокс, которая участовала в предварительном забеге в составе эстафетной команды, в 2010 году призналась в употреблении допинга в 2001—2004 гг. и в 2012 году была лишена золотой медали решением МОК, встал вопрос о лишении остальных членов сборной США, в том числе Моники Хендерсон, золотых медалей в этой эстафете. Если бы это произошло, золотая медаль досталась бы занявшей второе место сборной России. По правилам тех лет решение о лишении медалей сборной США должна была принимать ИААФ, но по состоянию на 18 августа 2016 года такого решения ИААФ не приняла.

Стала обладателем золотой медали в 2008 году в составе эстафеты 4×400 метров. Чемпионка мира среди юношей 1999 года с результатом 52,28. Чемпионка США среди юниоров 1999 года, двукртаная чемпионка мира среди юниоров 2002 года в личной дистанции и в эстафете. Заняла 7-е место на чемпионате мира 2005 года. На Панамериканских играх 2007 года заняла 6-е место.

В настоящее время проживает в городе Чула-Виста, Калифорния.

Ссылки

• [www.iaaf.org/athletes/biographies/athcode=171001 Моника Хендерсон] — профиль на сайте IAAF (англ.)

Моника Хендерсон
Общая информация
Дата и место рождения	18 февраля 1983(1983-02-18) (41 год) Сан-Диего, Калифорния, США
Гражданство	США США
Спортивная карьера	завершила карьеру
Личные рекорды
100 м	11,34
200 м	22,71
400 м	49,96
Международные медали
Олимпийские игры Золото Афины 2004 эстафета 4×400 м Золото Пекин 2008 эстафета 4×400 м
Последнее обновление: 4 августа 2013</small>

Отрывок, характеризующий Хендерсон, Моника

Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..