Джонс, Стивен
Стивен Джонс | |
Stephen Jones | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Гражданство: | |
Род деятельности: |
антологист, литературный критик, кинокритик, писатель, продюсер |
Годы творчества: | |
Жанр: | |
Премии: |
Премия Брэма Стокера |
Сти́вен Джонс (иногда также подписывается как Стив Джонс, род. 1953 год, Лондон, Великобритания) — английский составитель антологий, критик и писатель в жанре литературы ужасов, признанный эксперт в области современного хоррора, а также телепродюсер. Лауреат огромного количества премий, чаще всего в номинации «Лучшая антология».
Содержание
Биография
Родился и вырос в Лондоне, в районе Пимлико (англ. Pimlico), где в своё время разворачивались события романа Лавкрафта «The Horror in the Museum». Ещё будучи школьником увлёкся литературой в жанре ужаса и фэнтези. В середине 60-х годов он увлечённо читал журналы комиксов. С 1967 года начинает покупать и коллекционировать книги в жанре хоррор. Начало коллекции положили книги издательства Arkham House. В 1970 году Джонс вступил в Британское общество Фэнтези (англ. British Fantasy Society), где подключился к составлению сборников и антологий. Первыми литературными опытами Джонса стала подготовка выпусков бюллетеня и журналов сообщества[1].
Сборники и антологии
Стивен Джонс — практически бессменный составитель ряда престижных сборников и антологий в жанре ужасов, в том числе:
- «The Mammoth Books of…» (буквально «Огромные книги о…», на русском языке выпускаются в серии «Лучшее»): тематические антологии, посвящённые соответственно вампирам (1992 год и 2001 год, в последнем случае в антологии были собраны рассказы женщин-писателей), зомби (1993 год), оборотням (1994 год), монстрам (2007 год), а также отдельным «культовым» персонажам (Дракуле в 1997 году, Франкенштейну в 1994 году) и просто «самым страшным рассказам» (1990, 2004);
- «Best New Horror» («Лучшие новые ужасы», впоследствии под названием «The Mammoth Books of Best New Horror»): подборки лучших рассказов в жанре хоррор на английском языке, постоянный составитель с 1990 по 2010 годы, первые шесть выпусков в соавторстве с Рэмси Кэмпбеллом;
- «Dark Voices» («Тёмные голоса») и позднее «Dark Terrors» («Тёмные страхи»): сборники рассказов ужасов, постоянный составитель в 1990-2002 годах, совместно с Дэвидом Саттоном;
- «Fantasy Tales» («Истории в жанре фэнтези»): антологии лучших рассказов в жанре фэнтези, составитель в 1988-1991 годах.
Кроме того, Джонс составлял или принимал участие в составлении ещё более чем десяти антологий, в том числе работал вместе с Нилом Гейманом и Рэмси Кэмпбеллом.
- "Книга ужасов" составленная в 2011 году.
Рассказы
Собственное творчество Стивена Джонса малоизвестно. Его немногочисленные рассказы появлялись в британских периодических изданиях, однако никогда не выходили в виде отдельной книги.
Исследования
Джонс — составитель и редактор (вместе с Кимом Ньюманом) книги критических эссе «Хоррор: 100 лучших книг» (1988 год) и (вместе с Рэмси Кэмпбеллом) её продолжения «Хоррор: ещё 100 лучших книг» (2005 год). Его перу принадлежат также монографии о творчестве таких авторов, как Клайв Баркер, Джеймс Герберт, Бэзил Коппер и о влиянии творчества Говарда Лавкрафта на литературу ужасов Британии. Также он выступил как кинокритик, составив обзоры фильмов о чудовищах, экранизаций произведений Стивена Кинга и приняв участие в создании путеводителя по серии фильмов «Восставший из ада».
Работа на телевидении
Стивен Джонс является также телевизионным продюсером и консультантом по жанровому кино. Он участвовал в создании фильмов «Восставший из ада» (части I—III), «Ночной народ», «Потрошитель разума» и др.
Напишите отзыв о статье "Джонс, Стивен"
Ссылки
- [www.stephenjoneseditor.com/ Сайт Стивена Джонса]
Примечания
- ↑ [www.tabula-rasa.info/Horror/StephenJones.html An Interview with Stephen Jones] (англ.). Tabula Rasa (1995). Проверено 3 мая 2010. [www.webcitation.org/673tmbSF8 Архивировано из первоисточника 20 апреля 2012].
Это заготовка статьи о писателе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Джонс, Стивен
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.