Дзялоша (герб)
Дзялоша | |
Детали | |
---|---|
Утверждён |
1413 |
Дзялоша (польск. Działosza) — польский дворянский герб.
Описание герба
В поле червлёном олений рог серебряный с четырьмя ветвями с правой стороны и коршуново крыло с левой. В нашлемнике три страусовых пера.
История
Начало этого герба относят к царствованию Болеслава Кривоустого[1].
Используют
Герб Дзялоша 2 (с изменённой правой стороной) внесен в Часть 1 Гербовника дворянских родов Царства Польского, стр. 188.
Напишите отзыв о статье "Дзялоша (герб)"
Примечания
- ↑ Лакиер А.Б. параграф 91, № 61 // [www.heraldrybooks.ru/text.php?id=7 Русская геральдика]. — 1855.
Литература
- Gajl T. [gajl.wielcy.pl/herby_nazwiska.php?lang=en&herb=dzialosza Polish Armorial Middle Ages to 20th Century]. — Gdańsk: L&L, 2007. — ISBN 978-83-60597-10-1. (польск.)
- Bartosz Paprocki. Herby rycerstwa polskiego. Kraków, 1584.
- Simon Okolski. Orbis Polonus. Krakow, 1642. T.1-3.
- Ks. Kacper Niesiecki. Herby i familie rycerskie tak w Koronie jako y w W.X.L. Lwów, 1728.
|
Это заготовка статьи о гербе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Дзялоша (герб)
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.