Богория (герб)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Богория

Детали
Первое упоминание

XII век

Использование

в России: Квасковские, Мокровские, Порембские, Скотницкие, Волловичи, Закржевские, Горские (XIV, 32)

Герб Богория (также Богорыя, польск. Bogorya) — польский дворянский герб, впервые упоминаемый в XII веке и включающий 56 родов, некоторые из которых включены в Общий гербовник дворянских родов Российской империи.





Описание

В поле червлёном два серебряных, расположенных один под другим, наконечника стрелы, верхний из которых указывает вверх, а нижний вниз.

Иногда вместе с наконечниками изображались и торчащие из них отломанные куски древка: получались изображения обломков двух стрел. На раннем этапе бытовали и другие версии этого герба: с двумя жалами на одном древке, наискось, а не одно под другим, и даже на лазоревом поле вместо червлёного. Однако эти версии позднее вышли из употребления, и вместо них утвердилась одна, ставшая канонической.

В состав герба входили также дополнительные элементы. Тип шлема менялся с течением времени, но в XVII веке утвердился шлем с решётчатым забралом. Венчала шлем дворянская корона. Цвет намёта, по традиции, определялся цветовым решением щита: червлёный с серебряной подкладкой. В гербовнике Гельдерна герб Богорыя изображён также с нашлемником в виде павлина. В этом виде герб пришёл и в Россию.

Представители

Род Богориев производят от одного витязя, по имени Богория, который во время войны с половцами при короле Болеславе Смелом сражался мужественно, несмотря на то, что был пронзён двумя стрелами. Перечень родов, представляющих герб Богория, можно найти в классических польских гербовниках. В России к ним принадлежит род Ростроповичей, в том числе Мстислав Ростропович, а также род Горских, первый представитель которых в Российской Империи Антон Горский. Его герб зарегистрирован Правительствующим Сенатом и содержится в Общем Гербовнике Дворянских Родов Всероссийской Империи том XIV.

Описание герба Ростроповичей

В червлёном поле серебряный старинный наконечник стрелы над таким же опрокинутым наконечником. Щит увенчан обычным дворянским коронованным шлемом.

В нашлемнике — лазоревый, с естественного цвета хвостом и золотым клювом павлин, держащий в клюве опрокинутую сломанную серебряную стрелу в столб. Намёт червлёный, подбитый серебром. Щитодержатели — на золотом подножии два серебряных, с червлёными языками, гончих пса в золотых ошейниках с такими же сворами, имеющими кисти на концах. Девиз «ВЕРА ЧЕСТЬ ДОЛГ» начертан (в старой орфографии) серебряными литерами на зелёной ленте.

Гербовники

  • Bartosz Paprocki. Herby rycerstwa polskiego. Kraków, 1584.
  • Simon Okolski. Orbis Polonus. Krakow, 1642. T.1-3.
  • Ks. Kacper Niesiecki. Herby i familie rycerskie tak w Koronie jako y w W.X.L. Lwów, 1728.

Напишите отзыв о статье "Богория (герб)"

Литература

Отрывок, характеризующий Богория (герб)

Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]