Тоса-никки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Путевые заметки из Тоса
土佐日記 / 土左日記

Тоса-никки, скопированный, вероятно, Фудзиварой Тэйка (Музей императорских коллекций)
Жанр:

дневниковая проза

Автор:

Ки-но Цураюки

Язык оригинала:

японский

Дата написания:

935

[www.ruslib.org/books/curayuki_k/dnevnik_puteshestviya_iz_tosa_tosa_nikki-read.html Электронная версия]

Путевые заметки из Тоса[1] или Дневник путешествия из Тоса[2] (яп. 土佐日記 / 土左日記, とさにっき Тоса-никки) — художественное произведение японской литературы X века периода Хэйан в жанре путевого дневника. Автор — Ки-но Цураюки. Первый японский дневник, полностью написанный японской азбукой.





Общие сведения

«Путевые заметки из Тоса» — повествование в форме дневника о 55-дневном корабельном путешествии Ки-но Цураюки из провинции Тоса, где закончился его срок полномочий пребывания на посту провинциала, в японскую столицу Хэйан. Время написания сочинения точно неизвестно, однако наиболее вероятной датой называют 935 год. Автор выступает в роли женщины и расписывает детали каждого дня путешествия «женским письмом» — алфавитом кана.

«Дневник» считается эпохальным произведением в истории японской литературы, поскольку стал первым произведением, который был написан не китайскими иероглифами, которые считались «мужским письмом», а обычной азбукой. Он полон душевных переживаний главного героя, отсутствием политико-социальных тем, смешением реального и вымышленного миров, а также зарисовками в виде 57-японских стихов вака. Произведение предстаёт выражением частной гармонии человека и противопоставляется официальному регламенту чиновника.

Основной темы у «Путевых заметок» нет; зато содержится ряд попутных: радости и трудности путешествия, изменчивость погоды и красота пейзажей, встречи и расставания с людьми, человеческая доброта и материнская любовь, страх перед природными бедствиями, любовь к родине-столице т. д.

Оригинал «Путевых заметок» не сохранился, на сегодня он существует в копиях.

Источники и литература

  • 紀, 貫之. 土佐日記 : 紀貫之全集 // 紀貫之著 ; 萩谷朴校註. — 東京 : 朝日新聞社, 1950. — 298頁. — (日本古典全書).
  • 紀, 貫之. 土佐日記 // 紀貫之著 ; 木村正中校注. — 東京 : 新潮社, 1988. — 390頁. — (新潮日本古典集成 ; 第80回). — ISBN 4-106-20380-4.
  • 紀, 貫之. 土佐日記 // 紀貫之著. — 復刻版. — 東京 : クレス出版, 2006. — (日記文学研究叢書 / 津本信博編・解説 ; 第1巻).

Напишите отзыв о статье "Тоса-никки"

Примечания

  1. [www.japantoday.ru/entsiklopediya-yaponii-ot-a-do-ya/tosa-nikki.html Тоса-Никки] // Япония от А до Я
  2. [hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=http%3A%2F%2Flib.ru%2FJAPAN%2Ftosa.txt&tld=ru&lang=ru&la=&text=http%3A%2F%2Flib.ru%2FJAPAN%2Ftosa.txt&l10n=ru&mime=html&sign=f9f1ce4d9d322ebe085b2e16bcfb8c2e&keyno=0 Ки-но Цураюки. Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)], перевод В. Н. Горегляд

Ссылки

  • [www.japantoday.ru/entsiklopediya-yaponii-ot-a-do-ya/tosa-nikki.html Тоса-Никки] // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.

Отрывок, характеризующий Тоса-никки

– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.