Дубовицкий, Фёдор Иванович

Фёдор Иванович Дубовицкий
Место рождения:	село Вишневое, Козловский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя
Место смерти:	Черноголовка, Московская область, Российская Федерация
Научная сфера:	химическая физика
Учёная степень:	доктор химических наук
Учёное звание:	профессор, член-корреспондент АН СССР (1979) член-корреспондент РАН (1991)
Альма-матер:	Воронежский государственный университет
Награды и премии:

Фёдор Иванович Дубовицкий (7 [20] февраля 1907, село Вишневое, Тамбовская губерния — 16 февраля 1999, Черноголовка, Московская область) — советский и российский физикохимик, член-корреспондент РАН (1991; член-корреспондент АН СССР с 1979). Дважды лауреат Государственной премии СССР (1970, 1986). Лауреат премии Совета Министров СССР (1981).

Биография

Родился в семье крестьянина. Окончил сельскую школу, затем (в 1931) Воронежский государственный университет.

Был учеником и помощником Нобелевского лауреата по химии Николая Семёнова.

В 1951—1952 годах был директором Московского физико-технического института. Много лет был заведующим кафедрой физики горения и взрыва на факультете молекулярной и химической физики МФТИ.

В середине 1950-х годов стал первым уполномоченным Академии наук по Научному центру в Черноголовке (Московская область), создававшемуся по инициативе и под руководством академика Семёнова. Руководил (с 1956) строительством филиала Института химической физики и посёлка при нём (ныне наукоград Черноголовка).

Автор исследований в области химической кинетики, теории горения и взрыва.

В последние годы — советник при дирекции Института химической физики.

Автор книги «Институт химической физики. (Очерки истории)» (1996).

К своему 90-летию удостоен ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени (20 февраля 1997).

Скончался, нескольких дней не дожив до 92-летия. Похоронен на кладбище в Макарово.

После смерти Дубовицкого два его увеличенных портрета размещены на черноголовском здании Управления эксплуатации. На одном он изображён с Семёновым в числе основателей Научного центра РАН «Черноголовка», на другой — единолично, с подписью: «Черноголовка — мой город».

Ссылки

• [www.ras.ru/members/chronology.aspx?ID=da59205b-9aae-4eeb-812d-6354aa4adead&_Language=en Хронологический свод памятных юбилейных дат Российской академии наук. 2007 год]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50393.ln-ru Профиль Фёдора Ивановича Дубовицкого] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Дубовицкий, Фёдор Иванович

Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.