Дэйр, Вирджиния

Вирджиния Дэйр
Virginia Dare
Марка США в честь 350-летия со дня рождения Дэйр
Место рождения:	Роанок, Северная Америка
Отец:	Ананияс Дэйр
Мать:	Элеонора Дэйр

Вирджи́ния Дэйр (англ. Virginia Dare; 18 августа 1587, Роанок — ?) — первый английский ребёнок, родившийся в Новом Свете^[≡]. Родители Вирджинии Ананияс и Элеонора были одними из группы численностью 121 человек, уплывшей в Северную Америку для основания там английской колонии Роанок. Лидером группы был Джон Уайт, дед Вирджинии. Сразу после рождения внучки он вернулся в Англию за продовольствием, а когда вновь приплыл в Америку через 3 года, то нашёл колонию опустевшей. Учёными до сих пор не было найдено объяснение этому исчезновению, хотя было выдвинуто множество предположений и теорий.

С годами Дэйр стала фольклорным персонажем в США, а история её жизни и исчезновения легла в основу сюжетов американских книг и фильмов. В ранних адаптациях создатели как правило придерживались распространённого в прошлом мнения, что Вирджиния и другие колонисты были убиты или порабощены индейцами из племени кроатоан. С ростом популярности фантастики история колонии стала основой для произведений подобного жанра, где исчезновение связывается с появлением НЛО или магией индейцев.

Вирджиния не была первым «не индейским» ребёнком в Новом Свете. Таковым считается Снорри Торфиннсон, сын Торфинна Карлсефни, появившийся на свет в Винланде ещё между 1004 и 1013 годами.

Рождение

Отец Вирджинии Ананияс был лондонским каменщиком. Он женился на Элеоноре Уайт, дочери мореплавателя и художника Джона Уайта. Историк Ли Миллер в своей книге Roanoke: Solving the Mystery of the Lost Colony высказала предположение, что супружеская пара, как и другие колонисты, хотела покинуть Англию по религиозным причинам и потому решилась отправиться в плавание, несмотря на то, что Элеонора находилась на последних месяцах беременности.

Англичане достигли берегов Северной Америки 22 июля 1587 года. Они не были первыми колонистами: до них в 1585 году в Роанок уже приплыла команда из 75 мужчин, впоследствии из-за недостатка продовольствия вернувшаяся в Англию. В Америке остались лишь 15 из них. Вторая группа колонистов, в которую входили и Дэйры, не смогла обнаружить их, как и какие-либо следы их пребывания, кроме одного скелета.

Местность, в которой поселились колонисты, назвали Вирджинией («девственная»). Элеонора родила 18 августа 1587 года. Девочку назвали Вирджинией, так как она была первым английским ребёнком, родившимся в одноимённой местности^[≡].

Исчезновение

О жизни Вирджинии в колонии известно крайне мало, так как её дед уплыл за продовольствием в Англию практически сразу после её рождения. Из-за за того, что большинство судов использовалось для сопротивления испанскому флоту «Непобедимая армада», Уайту удалось вернуться в Новый Свет лишь через 3 года. Он приплыл в Америку 18 августа 1590 года, на трёхлетие внучки, и обнаружил, что вся колония опустела.

Единственной зацепкой, могущей пролить свет на исчезновение, оказалась надпись Сroatoan на дереве. Изображение креста, по договорённости означающее опасность, при этом отсутсвовало. Кроатоан — это индейское племя, проживавшее рядом с колонией на одноимённом острове (сейчас остров носит название Хаттерас). Из этого Уайт сделал вывод, что колонисты решили переселиться на названный остров. Однако на море разразился шторм, и Уайт не смог добраться до Кроатоана, после чего был вынужден вернуться в Англию.

Историками было выдвинуто множество предположений относительно исчезновения колонистов. Так, существует версия, что кроатоан постепенно стали всё более враждебно относиться к выходцам из Англии и в итоге убили их. Другие предполагают, что колонисты были убиты или вывезены испанцами, либо сами решили вернуться в Старый Свет и затонули. Также есть предположение, что колонисты вступили в контакт с коренным населением и ассимилировались с ним, из-за чего и не были найдены путешественниками в дальнейшем.

В 1937 году на территории бывшего Роанока (ныне штат США Северная Каролина) были якобы найдены камни с надписями, документирующими жизнь колонии. Согласно одной из таких надписей, Вирджиния была порабощена коренными американцами из племени поухатаны и умерла в 1590 году, то есть в возрасте двух-трёх лет. Мнения историков относительно этой находки разделились: хотя некоторые посчитали, что камни подлинны, большинство учёных сошлись на том, что это фальсификация.

Память

В США Вирджиния стала фольклорным персонажем. В статье 2000 года журналист Рональд Паттерсон отметил, что для многих жителей Северной Каролины Вирджиния стала символом невинности, чистоты и храбрости. Её образ использовался деятелями феминизма. В то же время для американских расистов имя Вирджинии стало символизировать превосходство белой расы. Так, в 1920 году при обсуждении в Северной Каролине возможности предоставления избирательного права чернокожим противоборствующая этому группа заявила: «Мы должны сохранить Северную Каролину белой ради Вирджинии Дэйр». Именем Вирджинии назван крайне правый националистический сайт VDARE, выступающий против иммиграции в США.

В 1937 году в честь 350-летия со дня рождения Вирджинии в США была выпущена марка, посвящённая её памяти. В лондонской церкви, где обвенчались родители Вирджинии, установлен её бронзовый бюст. Также памятник Вирджинии установлен на острове Роанок.

В Северной Каролине многие места и населённые пункты названы в честь Вирджинии. К ним относится округ Дэйр. Она часто рассматривается как своеобразная «достопримечательность», привлекающая туристов.

В культуре

Образ Вирджинии Дэйр нашёл отклик в литературе. В 1840 году вышла книга Virginia Dare, or the Colony of Roanoke писательницы Корнелии Тутхилл, где Вирджиния была ведущим персонажем. В романе Шеклефорда Virginia Dare: A Romance of the Sixteenth Century Дэйр стала жить вместе с индейцами и дружила с Покахонтас. В 1901 году Салли Коттен написала на основе жизни Дэйр сказочную историю The White Doe: The Fate of Virginia Dare. В этой книге в Вирджинию влюбляется индейский шаман, но она отклоняет его предложение о свадьбе. Тогда маг превращает её в оленя. Индейский воин, в которого она влюблена, не зная об этом, выстреливает в неё. Перед смертью к Вирджинии на несколько минут возвращается человеческий облик. Эта история впоследствии прижилась в американском фольклоре.

В романе 1930 года The Daughter of the Blood Вирджиния оказалась в любовном треугольнике с Покахонтас и Джоном Смитом.

Начиная с середины XX века, история колонии была положена в основу фантастических романов. В романе Филипа Хосе Фармера «Дэйр» Вирджиния и другие колонисты были похищены инопланетянами и доставлены на планету Дэйр. Вирджиния появляется в серии романов Kingdom of the Serpent писателя Марка Чадборна, где она была похищена вместе с другими колонистами и оставлена в стране всех мифов и легенд. Кроме того, Дэйр является персонажем фантастического романа The Briar King Грегори Киза.

В фильме ужасов 2007 года «Исчезнувшая колония» представлена фантастическая версия исчезновения колонистов. По сюжету, Вирджиния была единственной выжившей из них.

См. также

• Эмилио Палма

Литература

• Miller L. Roanoke: Solving the Mystery of the Lost Colony. — L.: Penguin Books, 2002. — 384 p. — ISBN 0142002283.
• Hudson M. Searching for Virginia Dare: A Fool's Errand. — Coastal Carolina Press, 2003. — 190 p. — ISBN 1928556396.

Ссылки

• [global.britannica.com/EBchecked/topic/151518/Virginia-Dare Virginia Dare] (англ.) // Энциклопедия Британника.^{[^][^]}

Отрывок, характеризующий Дэйр, Вирджиния

– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.