Женотдел

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Женотдел (сокращение от Отдел по Работе Среди Женщин, Женский отдел, другие названия — Отдел работниц и крестьянок) — отдел при ЦК и местных комитетах РКП(б)/ВКП(б) по работе среди женщин. Женотделы были созданы в 1919 году на базе Комиссий агитации и пропаганды среди рабочих и крестьянок РКП(б). Инесса Арманд стала первой заведующей Женотдела при ЦК и пробыла на этом посту до 1920 года, когда её заменила Александра Коллонтай. Задачей женотделов было «воспитание женщин в духе социализма и привлечение их к хозяйственному строительству и государственному управлению; координация процессом трансформации институтов брака и материнства, изменение бытовых условий.»[1]

Делегатское движение женотделов в 1922 году достигло 95 тысяч человек, а к 1926—1927 годам выросло до 620 тыс. делегатов.[2]





Деятельность

  • Во время гражданской войны — создание комитетов помощи больным и раненым красноармейцам.[3]
  • агитация и пропаганда во время гражданской войны и после.
  • создание образовательных учреждений, партийных школ, обучение неграмотных.
  • проведение женских митингов, конференций, делегатских собраний.
  • издание агитационных материалов: журнала «Работница», его теоретического приложения «Коммунистка» и около 18 других изданий c общим тиражом 670 тыс. в 1930 году.[4]
  • Декреты в области правового, семейного, брачного и имущественного положения женщин приняты СНК по инициативе Женотдела.[3]
  • Женотделы занимались заботой о детях и беспризорных, школьными инспекциями, распространением еды и жилья.
  • c 1920 года Женотделы работали для привлечения делегаток из работниц, крестьянок, домохозяек для практической работы в их учреждениях.[2] Это заметно способствовало участию женщин в общественно-политической и экономической жизни, росту женского самосознания.
  • исполняли контролирующую и правозащитную функцию, в 1924 году созданы комиссии по изучению и улучшению женского труда.[2]

Правовые предпосылки деятельности

Декреты, принятые Советами в первые послереволюционные месяцы содержали пункты, касающиеся женских прав. Декрет о 8-часовом рабочем дне (29 октября (11 ноября) 1917 года) — запрещал ночной труд женщин; Декрет о пособии по беременности и родам (14(27) ноября) — полагало отпуск и пособие по беременности и родам; Декрет о заработной плате — установил минимальную заработную плату независимо от пола; Декрет о тарифах — утверждал принцип равной оплаты мужского и женского труда; Декрет о гражданском браке (18(31) декабря 1917 года) — уравнял женские права в семье и браке.[5]

В Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа, от 10 января 1918 года, (дата требует уточнения) III Объединительный Всероссийский съезд рабочих солдатских и крестьянских депутатов отмечает, что права не должны зависеть от пола.[6] 10 июля 1918 года эти идеи закреплены в Конституции РСФСР.(нужна цитата из документа)

Трудности работы

В ходе своей деятельности Женотделы сталкивались с активной оппозицией. В 1921 году Коллонтай говорила о распространенном враждебном отношении к Женотделам среди большего количества женщин, которые боялись, что они разрушат семьи, провоцируют бездушное разделение родителей и детей (в ходе создания детских садов и школ), и борются против церкви.[7]

Области наиболее активного противостояния были на приграничных не славянских территориях. Были зафиксированы мужские случаи агрессии к делегатам, и так же три убийства в Чигринском районе Украины. Имелись случаи физической расправы в Архангельской области, в Туркмении,[8] в Узбекистане, например, журнал «Мысль» в статье 1972 года приводит цифру в 203 убийства за 1928 год[5]; так же существует цифра, говорящая об около 300 убийств в Центрайльной Азии за квартал 1929 года.[9] В журнале «Коммунистка» велась рубрика «Наши жертвы».[8]

Некоторые исследования показывают, что Женотделы страдали нехваткой персонала и финансирования, отсутствием опыта среди рядовых членов организации.[9]

Расформирование

Еще в начале 1920-х годов среди местных партийных организаций была инициатива ликвидировать женотделы и передать их работу отделу пропаганды и агитации.[10] Резолюция XII партийного съезда в 1923 году, например, отмечает «создание некоторой почвы для феминистических уклонов», которые могут привести к «отрыву женской части трудящихся от общеклассовой борьбы».[11]

Прелюдией к расформированию Женотдела было окончание в 1926 году работы Международного женского секретариата Коминтерна, который возглавляла Клара Цеткин.

В январе 1930 года Женотдел был расформирован, его функции стали выполнять женсекторы отдела Агитации и массовых кампаний, которые просуществовали до 1934 года[2] В том же году Сталин объявляет о решённости «женского вопроса» в СССР.[12][13] Закрытие женотделов считается одним из признаков свёртывания демократии в СССР.[2]

Однако в связи с проходившей тогда индустриализацией была поставлена другая задача: вовлечение женщин в общественно полезный труд, для чего неформальным образом стали организовываться женсоветы на предприятиях, помогавшие реализовывать лозунг «Женщины на производство!» XVI съезд партии официально принял решение о создании делегатских собраний: для работниц — на производстве, для домашних хозяек — территориальные собрания, для колхозниц — производственно-территориальные делегатские собрания.[14]

Заведующие Женотделом ЦК РКП(б)

См. также

Напишите отзыв о статье "Женотдел"

Примечания

  1. [tvergenderstudies.ru/cgi-bin/pagcntrl.cgi/docs/collectf/cof13.rtf Вехи на Пути к Женской Эмансипации], В. И. Успенская Пособие к курсу по истории феминизма, [accessed on 15/03/2011].
  2. 1 2 3 4 5 [www.gender.ru/pages/resources/publications/common/2006/01/18.php Юкина И.И, Гендер как инструмент познания и преобразования общества, Феминизм в СССР], Публикация МЦГИ, проверен 16/03/2011
  3. 1 2 Женотделы — статья из Большой советской энциклопедии.
  4. Richard Stites, The Women’s Liberation Movement in Russia, Feminism, Nihilism, Bolshevism, 1860—1930, p336. Pincerton University Press, 1978.
  5. 1 2 [www.a-z.ru/women/texts/gensssrr.htm Женщины в СССР // Женщины мира в борьбе за социальный прогресс. М., Мысль, 1972. С. 29-82], проверено 16/03/2011.
  6. [www.npgi.ru/gournal/5_2008.pdf Научно-теоретический журнал, Научные Проблемы Гуманитарных Исследований ], выпуск 5
  7. Stites R, The Women’s Liberation Movement in Russia, Feminism, Nihilism, Bolshevism, 1860—1930, p329, Pincerton University Press, 1978
  8. 1 2 [www.a-z.ru/women/texts/s_14r.htm Дубинина Н. И. Победа великого Октября и первые мероприятия партии в решении женского вопроса // Опыт КПСС в решении женского вопроса. М., Мысль, 1981. С. 14-34. ], 16/03/2011
  9. 1 2 Stravakis B, Women and the Communist Party in the Soviet Union 1918—1935 PhD Thesis, Western Reserve University, 1961 cited in Stites R, The Women’s Liberation Movement in Russia, Feminism, Nihilism, Bolshevism, 1860—1930, p339, Pincerton University Press, 1978
  10. Richard Stites, The Women’s Liberation Movement in Russia, Feminism, Nihilism, Bolshevism, 1860—1930, Pincerton University Press, 1978.
  11. Двенадцатый съезд РКП(б). 17-25 апреля 1923 года. Стенографический отчет.— Москва, 1968.— с. 724.
  12. Воронина О. Феминизм и гендерное равенство. М., 2003. С. 111.
  13. [www.uni-potsdam.de/u/slavistik/vc/waechter_springer/textsammlung/texte/datei_44.htmВоронина, О.:Революция и эмансипация: сравнительно-исторический анализ.]
  14. [gender.academic.ru/390/Женсоветы Тезаурус терминологии гендерных исследований. — М.: Восток-Запад: Женские Инновационные Проекты. А. А. Денисова. 2003.]

Отрывок, характеризующий Женотдел

Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.