Султанов, Зайни Губайдуллович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Зайни Султанов»)
Перейти к: навигация, поиск
Зайни Губайдуллович Султанов
тат. Зәйнелгабидин Гобәйдулла улы Сөләйманов
Имя при рождении:

Сулейманов Зайнелгабидин Губайдуллович

Дата рождения:

17 января 1892(1892-01-17)

Место рождения:

Астрахань

Дата смерти:

5 мая 1952(1952-05-05) (60 лет)

Место смерти:

Казань

Профессия:

актёр, режиссёр

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Награды:

Зайни́ Губайду́ллович Султа́нов (настоящее имя Сулейманов Зайнелгабидин Губайдуллович, тат. Зәйнелгабидин Гобәйдулла улы Сөләйманов), (17 января 1892, Астрахань, Российская империя — 5 мая 1952, Казань, РСФСР, СССР) — татарский актёр, режиссёр. Заслуженный артист ТАССР (1926). Народный артист ТАССР (1939). Заслуженный артист РСФСР (1940). Один из основателей татарского театра.





Биография

Родился в Астрахани в 1892 году. Театральную деятельность начал в 1907 г. в Астрахани.

В 1914—1918 гг. работал в труппе «Сайяр».

Был одним из организаторов театральных студий в Астрахани (1919), Самаре (1920).

В 1922—1923 гг. — первый директор Татарского театрального техникума.

Затем работал в Астрахани и Баку.

В 1925 году переехал в Казань и всю дальнейшую творческую жизнь посвятил Татарскому академическому театру.

С 1929 по 1950 гг. жил в Казани на улице Лобачевского, дом 4.

С 1938 года член Союза писателей СССР.

Зайни Султанов похоронен на Татарском кладбище.

Творчество

З. Султанов, кроме актерской деятельности, занимался режиссурой, переводческой работой.

Роли Султанова:

  • Нил — «Мещане» (М. Горький)
  • Кречинский — «Свадьба Кречинского» (А. Сухово-Кобылин)
  • Хаджи Юнус — «Хаджи эфенди женится» (Ш. Камал)
  • Городничий — «Ревизор» (Н. Гоголь)
  • Мисбах — «Без ветрил» (К. Тинчурин)
  • Берсенев — «Разлом» (Б. Лавренёв)
  • Захар Бардин — «Враги» (М. Горький)
  • Сиразетдин — «Банкрот» (Г. Камал)
  • Надир-шах — одноименная пьеса (Н. Нариманов)
  • Ишан — «Голубая шаль» (К. Тинчурин)
  • Иманкул — «Наёмщик» (Т. Гиззат)
  • Карим бай — «Несчастный юноша» (Г. Камал)
  • Хамза бай — «Первое представление» (Г. Камал)
  • Зиганша — «Давлет Бадриев» (Г. Иделле)
  • Шаулихан — «Потоки» (Т. Гиззат)
  • Граф — «Трактирщица» («Мирандолина») (К. Гольдони)
  • Лука — «На дне» (М. Горький)
  • Янбулатов — «Человек с портфелем» (А. Файко)
  • Ажим — «Мулланур Вахитов» (Н. Исанбет) и другие.

Награды

  • Заслуженный артист Татарской АССР (1926)
  • Народный артист Татарской АССР (1939)
  • Заслуженный артист РСФСР (1940)

Память

До 1960 года имя Зайни Султанова носила улица в Приволжском районе, ныне Авангардная. Его имя носит улица в Вахитовском районе Казани.

Источники

  • Татарский энциклопедический словарь. Казань, Институт Татарской энциклопедии АН РТ, 1998

Напишите отзыв о статье "Султанов, Зайни Губайдуллович"

Ссылки

  • [stdtatar.ru/zajni-sultanov/ Союз театральных деятелей РТ]

Отрывок, характеризующий Султанов, Зайни Губайдуллович

Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.