За пределами разумного сомнения
| За пределами разумного сомнения | |
| Beyond a Reasonable Doubt | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Берт Фридлоб |
| Автор сценария |
Дуглас Морроу |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Уильям Снайдер |
| Композитор |
Хершел Берк Гилберт |
| Кинокомпания |
Films Antenne 2 |
| Длительность |
80 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«За пределами разумного сомнения» (англ. Beyond a Reasonable Doubt) — кинофильм Фритца Ланга, вышедший на экраны в 1956 году.
Выполненная в жанре фильм нуар, картина построена вокруг юридического вопроса о правомерности осуждения человека за преступление на основании исключительно косвенных улик. Это последний фильм Ланга, снятый им в США.
Сюжет
Газетный издатель Остин Спенсер (Сидни Блекмер), ярый противник смертной казни, приглашает молодого писателя Тома Гарретта (Дэна Эндрюс) стать свидетелем приведения в исполнение смертного приговора (казни на электрическом стуле), вынесенного благодаря усилиям окружного прокурора Роя Томпсона (Филип Бурнеф). Обсуждая увиденное, Остин говорит, что он обеспокоен тем, что Томпсон, который хочет стать губернатором, ради популярности не первый раз добивается вынесения смертного приговора на основании косвенных улик.
Тем же вечером Том делает предложение дочери Остина Сьюзен (Джоан Фонтейн), она в ответ дарит ему зажигалку с памятной гравировкой и готова сразу же объявить о дне свадьбы. Однако после разговора по телефону Том неожиданно заявляет, что его издатель настаивает на немедленном завершении книги, и дату свадьбы придется отложить. Это расстраивает Сьюзен, но она соглашается, понимая важность для Тома скорейшего завершения его второй книги.
Чуть позже Том обсуждает с Остином смертную казнь как возможную тему его очередного романа. Остин, который стремится доказать, что юридическая система слишком несовершенна, чтобы избирать в качестве меры наказания смертную казнь, предлагает взять какое-либо реальное нераскрытое громкое преступление и подбросить улики, с помощью которых в нём можно было бы обвинить невинного человека. А перед вынесением приговора представить суду доказательства того, что улики сфальсифицированы, разрушив тем самым представление, что человеку можно вынести приговор лишь на основании косвенных улик. Вскоре Остин находит в газете информацию об убийстве танцовщицы Патти Грей и предлагает Тому построить вокруг этого дела свой роман, а чтобы лучше понять особенности расследования и рассмотрения дела в суде, самому сыграть роль подозреваемого по делу. Первым делом Остин выясняет все подробности дела через знакомого полицейского детектива, лейтенанта Кеннеди (Эд Биннс). В частности, он узнает, что коллеги Патти по танцевальной программе Долли Мур (Барбара Николс) и Терри ЛяРу (Робин Реймонд) видели, как она уезжает в ночь убийства на автомобиле тёмного цвета с курящем трубку мужчиной в сером пальто. За последующие шесть дней полиции не удается найти никаких новых улик, и дело явно заходит в тупик.
После этого Том и Остин приступают к реализации своего плана, договорившись не говорить ничего Сьюзен, чтобы она раньше времени не раскрыла их тайну полиции. Том знакомится с Долли, сначала как бы неловко опрокинув стакан с коктейлем на её платье в баре, а позднее найдя её в клубе и щедро компенсировав её ущерб. Простоватая Долли увлечена вниманием со стороны богатого ухажера, не замечая, как он похищает из гримерки крем для тела, которым пользовалась Патти. Вскоре Сьюзен находит в газете фотографию Тома и Долли, сделанную в одном из ресторанов. После того, как Том отказывается пояснить, в чём суть его отношений с Долли, Сьюзен разрывает их помолвку.
Том и Остин едут на место убийства, где Остин фотографирует момент, как Том подбрасывает свою зажигалку в качестве ложной улики, а затем — как они покупают серое пальто в магазине. Том стирает в салоне автомобиля все отпечатки пальцев, оставляет на сиденье следы украденного крема и кладет один чулок в бардачок, а Остин тем временем продолжает фотографировать все его действия, чтобы затем представить фотографии в качестве доказательства его невиновности. Тем же вечером около клуба Терри замечает, что у Тома есть серое пальто и тёмный автомобиль, как и у предполагаемого убийцы Патти. По её совету Долли звонит в полицию и рассказывает о своих подозрениях и предстоящем свидании с Томом. Полиция мгновенно начинает слежку за машиной Тома, и когда Том останавливает автомобиль в тёмном пустынном месте и делает вид, что пристает к Долли, подоспевшие полицейские задерживает его.
В течение нескольких часов Тома допрашивает полиция, однако ему удается дать объяснения по каждому эпизоду, из чего следует, что против Тома нет прямых улик. Когда Тому всё-таки предъявляют обвинение в убийстве Патти Грей, Сьюзен просит отца вмешаться, и поражена тем, что тот не хочет ничего предпринимать. Окружной прокурор Томпсон стремится поскорее передать дело в суд, но его помощник Боб Хейл (Артур Франтц), давно влюблённый в Сьюзен, хочет помочь ей доказать недоказанность вины Тома. Во время процесса Томпсон строит обвинение на основании косвенных улик — серого пальто, тёмного автомобиля, зажигалки на месте преступления, чулка в бардачке и крема на сидении. Прокурор делает вывод о том, что Том, который собирается жениться на Сьюзен, убил свою любовницу Патти, чтобы его роман с ней не скомпрометировал бы его или не стал предметом шантажа. В качестве дополнительного доказательства Томпсон предъявляет выписку из банковского счёта Тома, согласно которой он снял большую сумму как раз в тот день, когда многие в клубе видели, что у Патти неожиданно появилось много денег. Кроме того, он предъявляет следы пользования курительной трубкой, обнаруженные в квартире Тома, несмотря на утверждения Тома о том, что он не курит.
В то время, когда присяжные удаляются для вынесения вердикта, Остин берёт сделанные им фотографии и направляется в офис Томпсона, чтобы раскрыть придуманную им мистификацию. Но, выезжая из гаража, он попадает под колеса грузовика, в результате чего гибнет сам, а его машина сгорает вместе с фотографиями. Узнав о смерти Остина, Том рассказывает всю правду своему адвокату, который немедленно ставит в известность судью. Однако ввиду отсутствия каких-либо новых документов, оправдывающих Тома, судья не может остановить ход рассмотрения дела. Сьюзен и Джонатан ищут фотографии в сейфе Остина, но ничего не находят, после чего Сьюзен догадывается, что они могли сгореть в машине. Найденные в полицейских материалах обгоревшие остатки фотографий полностью убеждают Сьюзен в невиновности Тома (хотя и не могут послужить доказательством в суде), и она бросает все возможности своей газеты на то, чтобы склонить общественное мнение в пользу Тома. Тем не менее, Тома признают виновным, и ему грозит смертная казнь.
За день до казни Сьюзен уговаривает Боба продолжить расследование. Он выясняет, что Патти, которую в действительности звали Эмма, украла деньги у своего парня, который грозился за это убить её. Это обстоятельство дарит Сьюзен надежду, однако вскоре выясняется, что этот парень умер четыре года назад. В этот момент в офис Томпсона приходит адвокат, занимающийся завещанием Остина, сообщая, что только что обнаружил письмо Остина в его банковской ячейке. Это письмо полностью подтверждает версию о фальсификации улик, которую изложил Том, что снимает с него подозрения в совершении преступления. Губернатор готовится объявить об помиловании Тома.
Оставшись наедине со Сьюзен, Том, на секунду расслабившись, называет Патти Эммой, после чего Сьюзен понимает, что Том знал её и ранее. Том сознается, что убил Патти, которая была его женой и отказалась дать ему развод. Сьюзен уходит в растерянности, не зная, как ей поступить — любой ценой спасти любимого человека или пожертвовать своей любовью ради торжества правосудия. Она встречается с Бобом и, не выдержав, рассказывает все ему. Когда губернатор уже собирается публично подписать документ об освобождении Тома, ему в кабинет звонит Боб и рассказывает правду. Освобождение отменяется, испуганного и подавленного Тома отправляют обратно в камеру.
В главных ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Дэна Эндрюс | Том Гарретт |
| Джоан Фонтейн | Сьюзен Спенсер |
| Сидни Блекмер | Остин Спенсер |
| Филип Бурнеф | Окружной прокурор Рой Томпсон |
| Барбара Николс | Долли Мур |
| Артур Франц | Боб Хейл |
| Эд Биннс | Лейтенант Кеннеди |
| Робин Реймонд | Терри Ляру |
Характеристика фильма
Хотя этот психологический триллер с юридическим заворотом и страдает от некоторой неправдоподобности в завязке, тем не менее, он остаётся острым, живым и увлекательным вплоть до самого финала. В отличие от своих немецких шедевров, а также большинства американских картин, в данном случае Ланг был весьма ограничен в средствах, что не позволило ему создать столь характерный для него поражающий воображение зрителя визуальный ряд. Но даже визуальное однообразие и не достаточно убедительная игра актёров, включая звезд, не испортили впечатления от картины, в которой Ланг вновь удачно совместил постановку острой общественно-политической проблемы с захватывающим сюжетом. Деннис Уайт (Dennis L. White) описал картину как оказавшую «значительное воздействие не столько благодаря своему визуальному стилю, сколько благодаря структуре повествования, атмосфере и мастерски выстроенному сюжету, в котором сюжетные повороты неожиданны и при этом убедительны»[1]
Ремейк
В 2009 году вышел ремейк Автором сценария, режиссёром и оператором стал Питер Хайамс, а в главных ролях новой версии фильма снялись Майкл Дуглас и Эмбер Тэмблин
Напишите отзыв о статье "За пределами разумного сомнения"
Примечания
- ↑ White, Dennis L., ''Beyond a Reasonable Doubt," in Film Noir An Encyclopedic Reference to the American Style, ed. Alain Silver and Elizabeth Ward (Woodstock, N.Y.: Overlook Press, 1992), 21-22. ISBN 0-87951-479-5
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt0049006/?ref_=fn_al_tt_3 За пределами разумного сомнения] на сайте IMDB
- [www.allmovie.com/movie/beyond-a-reasonable-doubt-v5274 За пределами разумного сомнения] на сайте Allmovie
Отрывок, характеризующий За пределами разумного сомнения
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
