Зельвенский, Давид Александрович

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Давид Александрович Зельвенский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Давид Александрович Зельвенский (первоначальное отчество Соломонович; род. 10 октября 1930, Рыбница Молдавской АССР) — советский и израильский военный историк, публицист, организатор музейного дела.

Биография

Отец, техник-интендант 2-го ранга, начальник финчасти 466-го полевого автохлебзавода Соломон Давидович Зельвенский (1909—1943), погиб на фронте. Окончил Тбилисское горно-артиллерийское училище имени 26 Бакинских комиссаров (1951), исторический факультет Свердловского университета (1963), Высшие офицерские курсы (1968) и Высшие музейные курсы Министерства культуры СССР (1972). Подполковник.

Работал старшим преподавателем в Томском высшем военном училище связи и Томском государственном университете. Занимался организацией выставок и музейных экспозиций воинской символики, создал Музей 14-й армии, руководил отделом Музея воинской славы Молдавии.

Автор четырёх монографий по военной символике (знамёнам и наградам) и боевым традициям вооружённых сил России и СССР: «Подвиг зовёт» (1974), «Искры негасимые» (1976), «У древка сыновья и внуки» (1979), «Храброе сердце Сибири» (2005), публицистических сборников «Легенда о Днестровских Маккавеях» (2010) и «Код надежды» (2012). Сотрудничал в томских газетах «Молодой ленинец» и «Красное знамя».

С 1980-х годов жил в Кишинёве, был главным редактором культурно-публицистического ежемесячника «Рандеву», директором кишинёвской ешивы Цирельсона. Кавалер ордена «Почёта» (1991).

В 1994 году поселился в Израиле. В 1995 году создал военно-исторический музей «Энергия мужества» в Хадере, председатель Томского землячества в Израиле, возглавил военно-историческую и музейную комиссию Израильского Союза ветеранов Второй мировой войны.

Семья

Сыновья:

• Юрий Давидович Зельвенский (род. 1957, Рыбница), кандидат экономических наук, президент Еврейской национально-культурной автономии (ЕНКА) в Томске, член президиума Российского еврейского конгресса, автор монографий «Исследование российского предпринимательства в условиях реформ» (ТГУ, 2006), «Исследование возможностей и путей регулирования российской предпринимательской системы» (ТГУ, 2006), «Макроэкономическая нестабильность и её влияние на предпринимательские риски в России» (ТГУ, 2006).
• Александр Давидович Зельвенский, директор объеднинения «Сибирское научное агентство» в Томске. На средства братьев Зельвенских был открыт памятник жертвам Холокоста в Рыбнице.

Книги

• Подвиг зовёт. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1974.
• Искры негасимые. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1976. — 30000 экз.
• У древка сыновья и внуки: о воинских знамёнах. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1979. — 15000 экз.
• Томичи в боях за Родину (серия буклетов). Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, Томское областное отделение. Составитель Д. А. Зельвенский. Томск: РИО Упрполиграфиздат, 1979.
• Храброе сердце Сибири: Люди и символы, исторические этюды. Томск: Томский государственный университет, 2005.
• Легенда о Днестровских Маккавеях. Хадера, 2010.
• Код надежды (очерки и воспоминания). Хадера, 2012.

Отрывок, характеризующий Зельвенский, Давид Александрович

– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.