Иезекииль (Цукалас)
| Митрополит Иезекииль | ||
| ||
|---|---|---|
| 10 сентября 1981 — 14 декабря 1982 | ||
| Церковь: | Константинопольский патриархат | |
| Предшественник: | Нафанаил (Дикайос) | |
| Преемник: | Емилиан (Захаропулос) | |
| ||
| 5 августа 1974 — 10 сентября 1981 | ||
| Предшественник: | Герман (Афанасиадиc) | |
| Преемник: | Мефодий (Фуйас) | |
| ||
| 12 августа 1969 — 5 августа 1974 | ||
| Предшественник: | Иаков (Дзанаварис) (в/у) | |
| Преемник: | Стилиан (Харкианакис) | |
| ||
| 24 февраля 1959 — 24 февраля 1968 | ||
| Предшественник: | Феофилакт (Папафанасопулос) | |
| Преемник: | Иаков (Кукузис) (в/у) | |
| ||
| 17 сентября 1950 — 24 февраля 1959 | ||
| Преемник: | Дионисий (Псиахас) | |
| Имя при рождении: | Христос Цукалас | |
| Оригинал имени при рождении: |
Χρήστος Τσουκαλάς | |
| Рождение: | 1913 Патры | |
| Смерть: | 1 июля 1987 Афины, Греция | |
Митрополит Иезекииль (греч. Μητροπολίτης Ιεζεκιήλ, в миру Хри́стос Цукала́с, греч. Χρήστος Τσουκαλάς; 1913, Патрас — 1 июля 1987, Афины, Греция) — епископ Константинопольской православной церкви; митрополит Косский (1981—1982).
Биография
27 сентября 1934 рукоположён в сан диакона митрополитом Фессалиотисским Иезекиилем. В 1935 году окончил Афинскую богословскую школу и 30 ноября того же года рукоположён в сан священника. Служил протосинкеллом Фесалотидской митрополии.
В 1937 году приглашён Архиепископом Американским Афинагором (Спиру) служить в Америке. В 1941 году назначен профессором, в 1943 году — проректором, а в 1949 году директором Богословской школы Святого Креста в Бруклайне[en][1].
31 августа 1950 года был избран во епископа Назианзского, викария Американской архиепископии. Его епископская хиротония состоялась 17 сентября 1950 года, после чего управлял Бостонским викариатством, а с 1954 года — Чикагским.
24 февраля 1959 года избран четвёртым митрополитом Австралийским, сменив на этом посту митрополита Феофилакта (Папафанасопулоса), погибшего в автомобильной катастрофе в 1958 году. 1 сентября 1959 года митрополия получила статус архиепископии, а митрополит Иезекииль возведён в сан архиепископа[2].
24 февраля 1968 года ушёл на покой по болезни, но 12 августа 1969 года вновь назначен правящим епископом Австраллийской архиепископии.
5 августа 1974 года назначен митрополитом Писидийским, и одновременно игуменом монастыря Влатадон.
В августе 1975 года ушёл с поста игумена монастыря Влатадон.
10 сентября 1981 года избран митрополитом Косским.
14 декабря 1982 года ушёл на покой.
Скончался 1 июля 1987 года в Афинах. Согласно его воле был похоронен на Афоне.
Напишите отзыв о статье "Иезекииль (Цукалас)"
Примечания
- ↑ [books.google.com.au/books?id=-DcAcG9FWs8C&pg=PA112&lpg=PA112&dq=Ezekiel+Tsoukalas+born&source=web&ots=EzdzqZoSZx&sig=BolxevvXsu2Hq0hS7iFP6c2u2FQ&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=5&ct=result#v=onepage&q&f=false The greeks in Australia] (англ.)
- ↑ [www.greekorthodox.org.au/general/aboutus/history History of the Church in Australia] (англ.)
Отрывок, характеризующий Иезекииль (Цукалас)
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
