Индрикотерии

</td>

   </tr>

† Индрикотерии
Индрикотерии (Indricotherium) (реконструкция)
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Класс: Млекопитающие Отряд: Непарнокопытные Надсемейство: Носорогообразные Семейство: † Гиракодонтовые Подсемейство: † Indricotheriinae Род: † Индрикотерий
Латинское название
Indricotherium
Виды
† Indricotherium bugtiense † Indricotherium orgosense † Indricotherium prohorovi † Indricotherium transouralicum (Pavlova, 1922) † Indricotherium zhajremensis

Индрикоте́рий (лат. Indricotherium, от «индрик» — сказочный зверь славянской мифологии и др.-греч. θηρίον — животное) — род вымерших млекопитающих семейства гиракодонтовых, живших 30—20 млн лет назад, в среднем олигоцене — нижнем миоцене. Останки индрикотериев обнаружены во многих районах Азии. Родственен аралотерию, найденному в более поздних отложениях Казахстана в районе Аральского моря и белуджитерию из олигоцена Монголии. Эти носороги отличаются от других коротким туловищем на длинных и прямых трёхпалых ногах с сильно утолщённым средним пальцем, и небольшой головой на очень длинной шее; рога отсутствовали; передняя часть тела была выше задней. Индрикотерий и белуджитерий — самые высокие (до 5 метров высотой)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) и самые тяжёлые (до 20 тонн) из когда-либо существовавших сухопутных млекопитающих. Питались листьями и ветвями кустарников и деревьев.

Таксономия

Таксономия рода Indricotherium ещё не устоялась, хотя виды этого рода являются общепризнанными. Впервые Форстер Купер описал вид рода Paraceratherium в 1911 году. В 1913 году он же описал Baluchitherium. Род Indricotherium был описан в 1915 году (Борисяк).

Считается, что все три рода Paraceratherium, Baluchitherium и Indricotherium являются синонимами (Lucas & Sorbus (1989).) и, таким образом, взаимозаменяемы, хотя есть мнение, что Indricotherium и Paraceratherium, возможно, представляют собой различные роды. В любом случае, животные, описанные под этими названиями, сходны по размерам и форме.

Indricotherium transouralicum (Павлова, 1922) — самый распространённый и наиболее изученный вид, известный со среднего до позднего олигоцена. Обитал на территории современных Казахстана, Монголии, Внутренней Монголии и северного Китая.

Paraceratherium orgosensis (Chiu, 1973) — самый крупный представитель индрикотериев. Обнаружен в Синьцзян-Уйгурском районе на северо-западе Китая. Отдельные окаменелости, описанные как Dzungariotherium orgosensis (Chiu, 1973), Dzungariotherium turfanensis (Xu и Wang, 1978) и Paraceratherium lipidus (Xu и Wang, 1978) являются, скорее всего, тем же видом.

Paraceratherium zhajremensis (Osborn, 1923) — индрикотерий среднего и позднего олигоцена из Индии.

Indricotherium prohorovi (Borissiak, 1939) — индрикотерий среднего и позднего миоцена из восточного Казахстана.

Paraceratherium bugtiense (Pilgrim, 1908) из среднего миоцена из Пакистана является родообразующим видом. Более позднее синонимичное название — Baluchitherium osborni (Forster Cooper, 1913). Был найден в Читарватском пласте в Белуджистане.

• Indricotherium transouralicum.jpg

  Череп Indricotherium transouralicum.

• Indricotherium skeleton.jpg

  Скелет Indricotherium transouralicum

Отрывок, характеризующий Индрикотерии

– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.