Кази Мухаммед

Кази Мухаммед курд. قاضی محمد, Qazî Mihemmed<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Кази Мухаммед (слева) и Мустафа Барзани, 1946 год.</td></tr>
Президент Мехабадской Республики
22 января — 15 декабря 1946 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Вероисповедание:	ислам суннитского толка
Рождение:	1898, 1900 или 1901 Мехабад, Западный Азербайджан
Смерть:	30 марта 1947(1947-03-30) Мехабад, Иран
Дети:	сыновья: Али Кази дочь: Эффат Гази
Партия:	ДПИК

Кази Мухаммед (1900 или 1901, Мехабад — 30 марта 1947, там же) — курдский политический деятель, президент Мехабадской республики.

Биография

Происходил из верхушки племени дебокри, из рода наследственных кази (духовных и светских судей) г. Мехабада (Иранский Курдистан). Семья Кази Мухаммеда отличалась патриотизмом: его дед Файзулла-бек в 1918 г. возглавил ополчение, выступившее против турецко-германского вторжения. Сам Кази Мухаммед был широко образованным (по местным меркам) человеком, владел кроме родного, арабского и персидского также турецким, русским и английским языками. После советско-английской оккупации Ирана в 1941 году и превращения «Мукринского Курдистана» (области Мехабада) в нейтральную зону между двумя зонами оккупации, Кази Мухаммед, являвшийся кази и одновременно градоначальником Мехабада, фактически стал правителем всей области. Он был близок к националистической организации «Жиине Курдистан» («Жизнь Курдистана»), которую затем возглавил, а с конца 1945 г. стал председателем созданной на базе «ЖК» «Демократической партии Иранского Курдистана».

22 января 1946 г. на площади Чарчара в Мехабаде Кази Мухаммед провозглашает Курдскую республику, после падения которой (16 декабря 1946 г.) он, вопреки объявленной амнистии, был арестован и предстал перед военно-полевым судом. По воспоминаниям участников событий, в роковые для него последние месяцы Кази Мухаммед держался с поражавшим окружающих хладнокровием и достоинством. Он отказался от предложения Мустафы Барзани уйти вместе с ним, заявив: «Я останусь в Мехабаде со своим народом и до тех пор, пока есть возможность, буду предотвращать беспорядки и кровопролитие». Отдавая себя в руки иранских военных, говорил он Барзани, он надеется спасти город от расправ вроде тех, что имели место в Урмии и Тебризе. Затем он передал Барзани знамя республики, сказав: «Молю Аллаха, чтобы он хранил тебя! Моя же жизнь пусть станет жертвой за соотечественников и уменьшит жертвы, которым они подвергаются».

Кази Мухаммед начал переговоры с иранским генералом Хумаюни об условиях сдачи и получил обещание всеобщей амнистии. Несмотря на амнистию, в своей собственной участи он не сомневался, и последовавший вскоре арест не стал для него неожиданностью. «В моем распоряжении было шесть легковых машин и джип, и я в любой момент мог пересечь границу и спастись, — говорил он на суде. — Но поймите, я, в отличие от Пешевари (лидер Иранского Азербайджана, бежал в СССР), не считаю себя слабой женщиной, чтобы убежать в момент опасности. Куда мне бежать? Здесь земля Курдистана, и здесь находятся могилы восьми поколений моих предков». Он рассказал на суде, что Барзани настойчиво предлагал напасть на тюрьму и освободить его, но Кази Мухаммед отказался: «Я не захотел, потому что обещал своему народу, что буду жить с ним и умру ради него. И кроме того, мне было жаль молодых барзанцев, потому что Молла Мустафа Барзани и барзанцы являются последней надеждой курдского народа. И я им отдал флаг Курдистана. До урочного дня этот флаг будет у них. С Божией помощью, я надеюсь, что этот день придет, и с помощью барзанцев он будет водружен над этим зданием, где меня судят, и на всех горах Курдистана».

30 марта 1947 года Кази Мухаммед, его брат Садр Кази и его двоюродный брат Сейф Кази (министр обороны Мехабадской республики) были повешены на площади Чарчара.

Литература

• Масуд Барзани. Мустафа Барзани и курдское освободительное движение. Пер. А. Ш. Хаурами, СПб, Наука, 2005.
• Лазарев М. С. Курдистан и курдский вопрос (1923—1945). М., Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2005.
• Жигалина О. И. Национальное движение курдов в Иране (1918—1947). М., «Наука», 1988.
• История Курдистана. Под ред. М. С. Лазарева, Ш. Х. Мгои. М., 1999.
• Муртаза Зарбахт. От Иракского Курдистана до другого берега реки Аракс. Пер. с курдск. А. Ш. Хаурами. М.-СПб, 2003.
• Eaglton (Jr) W. The Kurdish Republic of 1946, L., 1963

Ссылки

• [www.institutkurde.org/info/index.php?subaction=showfull&id=1108124451&archive=&start_from=&ucat=1]
• [www.kurdist.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=265&Itemid=1]

Отрывок, характеризующий Кази Мухаммед

– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.