Ки-но Томонори
Поделись знанием:
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
| Ки-но Томонори | |
| 紀 友則 | |
 Кикути Ёсай: Портрет Ки-но Томонори | |
| Дата рождения: |
ок. 845/50 |
|---|---|
| Дата смерти: |
ок. 904/7 |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
Ки-но Томонори (яп. 紀 友則?, ок. 845/50 — ок. 904/7)[1] — японский придворный поэт периода Хэйан.
Входит в число «Тридцати шести бессмертных поэтов». Один из составителей антологии «Кокинвакасю», хотя и не дожил до её завершения.
Александр Аркадьевич Долин пишет о нём в комментариях к своему переводу «Кокинвакасю» следующее:
Бесспорно заслуживают внимания четверо составителей «Кокинвакасю», приглашенные для выполнения своей миссии как лучшие знатоки и ценители поэзии вака. Ки-но Томонори, старший по придворному рангу и по возрасту, родился в 845 году, умер в 905 году, вскоре после исторической аудиенции у императора Дайго. По не вполне достоверным данным, он приходился двоюродным братом Ки-но Цураюки, во всяком случае, состоял с ним в родстве. В 897 году Томонори служил чиновником управы в провинции Тоса на острове Сикоку, затем при дворе занимал должность младшего секретаря Ведомства официальных документов и незадолго до смерти был произведён в старшие секретари. В конце IX века Ки-но Томонори активно участвовал во многих поэтических турнирах, десятки его танка позже вошли в официальные антологии. Поскольку Томонори безвременно скончался, скорее всего, он мог только участвовать в обсуждении проекта «Кокинвакасю», а также представить составителям свой авторский сборник «Томонори-сю».
Ки-но Томонори один из авторов наиболее полно представленных в «Кокинвакасю», куда вошло 45 его стихотворений-танка: (13, 38, 57, 60, 84, 142, 153, 154, 177, 207, 265, 270, 274, 275, 337, 359, 405, 431, 437, 438, 440, 442, 561–565, 593–596, 615, 661, 667, 668, 684, 715, 753, 787, 792, 827, 833, 854, 876, 991).
Вот образец его поэзии:
«Кокинвакасю», № 13
- Далеко-далеко
- пусть ветер весенний разносит
- аромат лепестков —
- чтоб к цветущей сливе близ дома
- соловей отыскал дорогу!..
- (Ки-но Томонори, перевод А. Долина)
Напишите отзыв о статье "Ки-но Томонори"
Ссылки
- [graf-mur.holm.ru/classic/poezi7.htm Подборка стихотворений]
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Ки-но Томонори
Примечания
- ↑ Здесь мнения в различных источниках расходятся
Отрывок, характеризующий Ки-но Томонори
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
