Колосов, Евгений Евгеньевич

Евгений Евгеньевич Колосов
Псевдонимы:	Колари
Дата рождения:	4 января 1879(1879-01-04)
Место рождения:	Нерчинск Нерчинский округ Забайкальская область Российская империя
Дата смерти:	7 августа 1937(1937-08-07) (58 лет)
Место смерти:	Омск Омская область РСФСР
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Партия:	партия социалистов-революционеров
Род деятельности:	революционер, политик, историк
Супруга:	В. П. Попова
Дети:	Евгений и Елена

Евгений Евгеньевич Колосов (4 января 1879, Нерчинск — 7 августа 1937, Омск) — об­щественный и политический деятель, эсер, историк революционного движения в России. Подвергался репрессиям с 1925 года, расстрелян вместе с женой в 1937 году.

Биография

По происхождению из дворян.
Отец — Евгений Яковлевич Колосов (1839 — ок. 1903), дворянин либерально-демократических убеждений, поручик, ссыльный народоволец.
Мать — Анна Георгиевна Колосова (Разгильдеева), полутунгуска, дочь чиновника, по материнской линии считалась потомком князей Гантимуровых.

Евгений Евгеньевич Колосов окончил Томское реальное училище (1895), затем учился в Томском технологическом институте, состоял вольнослушателем юридического факультета Санкт-Петербургского университета. В конце XIX — начале XX в. вёл революционную деятельность в Санкт-Петер­бурге, Томске, Красноярске, Нижнем Новгороде, Одессе, Сормове, Туле, Саратове.

В 1901 году в Красноярске познакомился с участницей студенческих демонстраций Валентиной Поповой, высланной из столицы. Любовь с первого взгляда связала их на всю дальнейшую жизнь.

В 1905 году Колосов стал членом Летучего отряда Боевой дружины, участвовал в Декабрьском вооружённом восстании в Москве. Выступал делегатом I и II съездов партии эсеров. Член боевой группы Савинкова, в департаменте полиции отмечен как террорист. Неоднократно арестовывался царским правительством, 2 года провёл в Петропавлов­ской крепости и в «Крестах». Осенью 1907 года Колосов вместе с Валентиной и маленьким сыном Евгением через Финляндию перебрался во Францию, а в 1909 году — в Италию. Там у Валентины родилась дочь Елена. В этот период жизни Колосов занимался литературной и научной деятельностью — работал журналистом и изучал творчество Н. К. Михайловского, став крупнейшим специалистом по его на­следию.

В годы Пер­вой мировой войны Колосов стал сторонником оборонческой позиции. В начале 1916 года вместе с семьёй вернулся в Россию, но был задержан ещё на границе и сослан в Енисейскую губернию. На период после Февральской революции приходится всплеск активности его легальной политической деятельности. Колосов стал одним из лидеров местных эсеров, членом Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов, городского народного собрания, входил в состав местного комитета общественной безопасности. Работал редактором газеты «Наш голос».

В конце июля 1917 года Колосов был назначен Временным правительством комиссаром го­рода и крепости Кронштадт. В ноябре 1917 заочно избран членом Всероссийского Учредительного собрания по списку партии эсеров от Енисейской губернии. Вёл в Сибири активную политическую деятельность в пользу народовластия, был последовательным критиком и противником колчаковского режима. В 1918 году служил в Енисейской губернии земской управе и редактором журнала «Новое земское дело». С октября 1919 был одним из лидеров Земского Политического бюро, затем вошедшего в Иркутский Политцентр. В январе 1920 года был арестован органами ВЧК и до лета того же года содержался в Омском доме лишения свободы. После освобождения служил в экономическом отделе Сибревкома.

В 1922 году Колосов с семьёй переехал в Петроград. Вначале им как участникам борьбы с самодержавием даже выделили двухкомнатную квартиру, Колосов устроился работать в Главполитпросвет, попутно занимаясь научными исследованиями. В 1925 году Колосов, как и его жена, был арестован и был приговорён к тюремному заключению сроком на 3 года. В сентябре Колосовых доставили в Верхнеуральский политический изолятор и заключили в камеру в семейном блоке.

После освобождения Колосов некоторое время работал научным сотрудником в Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. В 1933 году снова был арестован вместе с женой, отбывали наказание в Суздальском политическом изоляторе. В 1936 году Колосова отправили в ссылку в Тобольск, куда до этого отправили Валентину, там супруги снова встретились.

8 февраля 1937 года работники Тобольского отдела НКВД задержали Колосовых и завели на них уголовное дело по обвинению в контрреволюционной деятельности. Колосовы обвинений не признали. Их дело рассматривала «тройка» УНКВД по Омской области, которая заочно приговорила обоих к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение 7 (12) августа 1937 года в Тобольске. Тела Евгения Евгеньевича и Валентины Павловны захоронили в общей яме на территории тюремного хоздвора. Реабилитирован в 1989 году.

Сочинения

• [scepsis.net/library/id_2585.html Сибирь при Колчаке: Воспоминания, материалы, документы], Петроград: издательство «Былое», 1923. — 190 с.
• Народовольческая журналистика, М.: Издательство Всесоюзного Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1930.- 282 с.
• Государева тюрьма, Издательство «Атеней», 1924. — 255 с.
• Рабочий вопрос на приисках и дороговизна //Сибирская жизнь. – 1917. – 16 февр.
• Сибирская золотопромышленность и дороговизна //Сибирская жизнь. – 1916. – 1 дек.
• В русской Бастилии: Шлиссельбургская крепость и её прошлое. – М.;Л.,1926.
• Н. К. Михайловский. – Пг., 1917.
• Очерки мировоззрения Н. К. Михайловского. – СПб.,1912.
• По поводу двух приказов //Новое земское дело.-1919.-№12-13. – С.4-6.
• Русские волонтеры во Франции: Памяти Степана Николаевича Слетова.- Пг., 1916.
• Сибирь при Колчаке: Воспоминания, материалы, документы. – Пг., 1923.

Под псевдонимами

• Горбунов М. [Колосов Е. Е.] В. И. Ленин в Красноярске // Былое.-1924.-№25.- С.119-127.
• Горбунов М. [Колосов Е. Е.] Савинков как мемуарист //Каторга и ссылка.-1928.-№3.-С.168-185; №4.–С.163-173; №5.-С.168-180.
• К. Е. [Колосов Е. Е.] К характеристике наших общественных начинаний //Русское богатство. – 1899.-№8 (11).- С. 45-85.

Ссылки

• [scepsis.net/authors/id_709.html Скепсис: Е. Е. Колосов]
• [hrono.ru/biograf/bio_k/kolosov_ee.php Хронос: Е. Е. Колосов]
• [zaimka.ru/sheremetyeva-kolosov/ Политические взгляды Е. Е. Колосова]

Отрывок, характеризующий Колосов, Евгений Евгеньевич

Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.