Конце, Вернер

Вернер Конце
Werner Conze
Дата рождения:	31 декабря 1910(1910-12-31)
Место рождения:	Нойхаус, Нижняя Саксония
Дата смерти:	28 апреля 1986(1986-04-28) (75 лет)
Место смерти:	Гейдельберг
Страна:
Научная сфера:	история
Награды и премии:

Ве́рнер Ко́нце (нем. Werner Conze; 31 декабря 1910, Нойхаус, Нижняя Саксония, Германия — 28 апреля 1986, Гейдельберг, Германия) — немецкий историк, основоположник структурной (социальной) истории.

Биография

Конце принадлежал к прусской фамилии ученых и юристов. Его дедом был археолог Александр Конце, раскапывавший Пергам. В 1934 получил докторскую степень и начал работать в Кёнигсбергском университете под руководством историка Ханса Ротфельса. В конце 1930-х гг. он вступил в НСДАП (членский билет № 5.089.796). Летом 1939 он был призван на военную службу в вермахт. Долгое время ему не удавалось защитить хабилитационную диссертацию, потому что специалисты усматривали в его историческом исследовании социологический подход. Конце защитил работу только в 1943 в имперском университете Позена (Познани). В 1943 служил в чине капитана. Попал в советский плен, откуда был освобожден в июле 1945. В Нижней Саксонии он нашёл свою семью, бежавшую из Кёнигсберга. После Второй мировой войны Конце работал в Гёттингенском, Мюнстерском и (с 1957) Гейдельбергском университетах, в 1969—1970 был ректором Гейдельбергского университета. Член Гейдельбергской академии наук и член-корреспондент Баварской и Рейн-Вестфальской академий наук. В 1972—1976 председатель Союза немецких историков (ФРГ). Среди его учеников в Гейдельберге — известные немецкие историки Ханс Моммзен, Райнхарт Козеллек.

Научная деятельность

С начала 1930-х гг. Вернер Конце занимается исследованиями истории Восточной Европы (Ostforschung). В сложный период господства нацистов в Германии он тяготеет к междисциплинарному подходу, к использованию для нужд исторического исследования данных и методов социологии, демографии и других наук. После войны он развивает исследование социальной истории, сформулировав новые требования к историографии («структурная история»). Конце постулировал, что процесс индустриализации не может быть адекватно понят исключительно на основе экономических или политических факторов без учёта социальных явлений (рост населения, распределение доходов и т. д.). Подход Конце получил отклик у молодого поколения западногерманских историков 1950-х — 1960-х гг. Большим вкладом Конце в историографию стало его участие в разработке «истории понятий» (Begriffsgeschichte) вместе с Р. Козеллеком и Отто Бруннером. Результатом их сотрудничества стало издание фундаментальной энциклопедии «Основные понятия исторической науки. Историческая энциклопедия социально-политического языка в Германии» в 9-ти тт. (1972—1997),

Дискуссии о роли Конце в политике Третьего рейха

В 1998 Конце вместе с другими историками (Теодор Шидер, Альберт Бракман, Отто Бруннер и др.) оказался в центре публичной дискуссии. В концепции Гётца Али Конце вместе с Т. Шидером был причислен к «интеллектуальным предшественникам уничтожения» («Vordenker der Vernichtung»). На ряд историков была возложена ответственность за подготовку идеологических основ нацистской политики в отношении народонаселения Восточной Европы. В некоторых ранних публикациях Конце были найдены следы его антисемитских взглядов. Новейшие исследования показали, что он действительно обосновывал национал-социалистскую политику — например, тезисы о «наследственном здоровье крестьянства как источнике крови немецкого народа» или требование 1940 о «деюдификации городов и поселков» («Entjudung der Städte und Marktflecken») в оккупированной Польше. Однако во время шестилетней службы в вермахте Конце практически не публиковался, и в его хабилитационной работе не обнаруживается антисемитской риторики.

Труды

1. Agrarverfassung und Bevölkerung in Litauen und Weißrußland. Leipzig, 1940
2. Hirschenhof. Berlin: Junker & Dünnhaupt, 1934
3. Die weißrussische Frage in Poln. Bund Dt. Osten. Berlin, 1939
4. Die Geschichte der 291. Infanterie-Division 1940—1945. Bad Nauheim: H. H. Podzun, 1953
5. Deutsche Einheit. Münster, 1958
6. Die preußische Reform unter Stein und Hardenberg. Bauernbefreiung un Städteordnung. Stuttgart, 1956
7. Bauernbefreiung un Städteordnung. Stuttgart, 1956
8. Polnische Nation und deutsche Politik im Ersten Weltkrieg. Köln, 1958
9. Die Deutsche Nation. Ergebnis der Geschichte. Göttingen, 1963
10. Zusammen mit Erich Kosthorst und Elfriede Nebgen: Jakob Kaiser. Politiker zwischen Ost und West 1945—1949. Stuttgart, 1969
11. Geschichtliche Grundbegriffe. Historisches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland / Hrsg. v. Otto Brunner, Werner Conze und Reinhart Koselleck. Stuttgart, 1972 ff.

Литература

• Козеллек Р. Вернер Конце: традиция и обновление // Thesis. 1993. Вып. 1. С. 214—226 {www.hse.ru/data/084/314/1234/1_5_3Kosell.pdf}.
• Хряков А. В. [magazines.russ.ru/nlo/2005/74/hria5.html Историки при национал-социализме: жертвы, попутчики или преступники? (К оценке современных дебатов в немецкой исторической науке)] // Новое литературное обозрение. 2005. № 74 .
• Haar, Ingo. Historiker im Nationalsozialismus. Deutsche Geschichtswissenschaft und der «Volkstumskampf» im Osten. Göttingen, 2000. ISBN 3-525-35942-X.</references>

Отрывок, характеризующий Конце, Вернер

Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!