Корнуайский дом
Корнуайский дом (фр. Maison de Cornouaille) — название бретонского рода, представители которого правили в графстве Корнуай, а затем в герцогстве Бретань и в графстве Ренн.
Содержание
История
Родоначальником первого дома был граф Корнуая Будик (ум. между 945 и 952). Он упоминается только один раз; следующим графом упоминается его старший сын Бенедикт (ум. 1026), ставший также епископом Кемпера. Его старший сын Ален (ум. 1058) унаследовал графство Корнуай, тогда как епископом Кемпера стал его сын Орскан. Около 1026 года Ален женился на графине Нанта Юдит. После смерти Алена в 1058 году, а Юдит — в 1066, их сын Хоэль (ок.1030—1084) стал обладателем обоих графств одновременно.
В 1066 году скончался герцог Бретани Конан II. Хоэль женился на его сестре и наследнице Авоизе. 11 декабря 1066 он был официально объявлен герцогом Бретани. Хоэль также оспаривал графство Ренн у незаконного сына Алена III Жоффруа, но скончался раньше на полгода в 1084 году.
Герцогом стал его сын Ален IV (ок.1060—1119). Ему удалось заточить Жоффруа II в Кемпере, где тот вскоре и скончался. В том же году он поставил своего младшего брата Матье во главе графства Нант, где тот правил до своей смерти, последовавшей в 1103 году. В 1112 году Ален отказался от правления в пользу своего сына Конана III (1095—1148) в 1112 году, а в 1119 скончался монахом.
На смертном одре в 1148 году Конан III отрекся от сына Хоэля (ум. после 1156) на том основании, что отрицал своё отцовство над ним. Затем он сделал наследником своего внука Конана IV, сына своей дочери Берты и графа Ричмонда Алена Чёрного, назначив ему наместником Эда II де Порхет, второго мужа Берты. Это отречение сыграло роль в дальнейшей истории герцогства Бретань. Хоэль III был последним представителем Корнуайского дома по основной линии. Бретанью завладел дом де Пентьевр.
Генеалогия
I. Будик (ум. ок. 945/952) — граф Корнуая
См. также
- Нантский дом
- Реннский дом
- Дом де Пентьевр
- Список правителей Бретани
- Список графов Нанта
- Список графов Ренна
Напишите отзыв о статье "Корнуайский дом"
Литература
- Arthur de La Borderie. Histoire de la Bretagne. — Réimpression Joseph FLOCH Imprimeur Editeur Mayenne. — Rennes: J. Plihon et L. Hommay, 1975.
- Chédeville André, Guillotel Hubert. La Bretagne féodale XIe-XIIIe siècle. — Editions Ouest France, 1987. — ISBN 2-7373-0014-2.
- Joëlle Quaghebeur. La Cornouaille du XIe ‑ XIIIe siècle. — Presses Universitaires de Rennes. — 2002. — ISBN 2868477437.
- Jean-Christophe Cassard. Houel Huuel, comte de Cornouaille puis duc de Bretagne (circa 1030-1084). — Société archéologique du Finistère. — 1988. — Т. CXVII. — С. 95-117.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BRITTANY.htm#HoelVCornouailledied1084B COMTES de CORNOUAÏLLE] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/65aPHwWyX Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
Отрывок, характеризующий Корнуайский дом
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
