Кризис (фильм, 1946)
| Кризис | |
| Kris | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Харальд Муландер, Виктор Шестрем |
| Автор сценария |
Ингмар Бергман |
| В главных ролях |
Инга Ландгре, Стиг Улин, Марианн Лефгрен, Дагни Линд |
| Оператор |
Эста Рууслинг |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Свенск Фильминдастри |
| Длительность |
93 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Кризис» (швед. Kris) — дебютный фильм Ингмара Бергмана по пьесе датского драматурга Лека Фишера «Мать-животное».
Содержание
Сюжет
Прожив всю жизнь с приёмной матерью, Нелли (Инга Ландгре — «У истоков жизни», «Седьмая печать») всё же встречает свою настоящую мать (Марианна Лофгрен) и вместе с ней отправляется в Стокгольм, чтобы там познакомиться с маминым приятелем (Стиг Олин — «Безумие») и оказаться внутри необычного любовного треугольника…
В ролях
- Инга Ландгре — Нелли[1]
- Стиг Улин — Як
- Марианн Лефгрен — Енни
- Дагни Линд — Ингеборг
- Аллан Булин — Улыр
- Эрнст Эклюнд — дядя Эдвард
- Сигне Вирфф — тетя Есси
Не указанные в титрах
- Виктор Андерссон — трубач[2]
- Анна-Лиса Боде — посетительница салона красоты
- Гюс Дальстрем — игрок на тубе
- Арне Линдблад — бургомистр
- Ион Мелин — флейтист
- Юлиа Сесар — бургомистерша
- Дагмар Ульссон — певица на балу
- Карл Эрик Фленс — кавалер Нелли на балу
- Хольгер Хеглюнд — кларнетист
- Свеа Хольст — Малин
- Стюре Эриксон — игрок на валторне
- Ульф Юхансон — пианист
История создания
После успеха картины «Травля», в создании которой Бергман поучаствовал в качестве сценариста и помощника режиссёра, руководитель кинокомпании «Свенск Фильминдастри» Карл Андерс Дюмлинг, предоставил Бергману возможность снять фильм уже в качестве режиссёра. За основу была взята пьеса датского драматурга Лека Фишера, Бергман должен был написать по ней приличный сценарий, что ему, пусть не сразу, удалось и летом 1945 года он приступил к съёмкам. Будущий фильм решили назвать «Кризис».
С началом съёмок Бергман со всей ясностью осознал, что ему катастрофически не хватает опыта и в этом он был не одинок. Оператор Юста Рууслинг, превосходный кинодокументалист, в художественном кино был новичком. Исполнительница главной роли Дагни Линд была театральной актрисой, а в кино почти не снималась. Руководство студии даже хотело закрыть картину, но в дело вмешался Дюмлинг, а Виктор Шестрем помог молодому режиссёру ценными советами.
Но на этом беды съёмочной группы не закончились. Натурные съёмки в Хедемуру из-за дождя оказались проваленными. Бергман оказался втянутым в интриги руководства студии по смещению Дюмлинга, для съёмок эпизода самоубийства Яка студия построила улицу, тем самым существенно увеличив бюджет картины, провал картины в прокате должен был ударить по покровителю Бергмана Дюмлингу. В довершение всего на съёмках этого же эпизода пострадал техник упав с помоста с камерой.
Перессорившийся со всей съёмочной группой Бергман все же имел и союзников, которые помогали ему освоиться в новой профессии. Помимо вышеупомянутых Дюмлинга и Шестрема, таким союзником был монтажер Русандер Оскар, который не только объективно оценил отснятый материал, но преподал Бергману уроки монтажа.
Премьера состоялась 25 февраля 1946 года в кинотеатре «Спегельн». Фильм «провалился с громким треском»[3].
Напишите отзыв о статье "Кризис (фильм, 1946)"
Примечания
Литература
- И. Бергман. «Травля» — «Портовый город» // [zmiersk.ru/ingmar-bergman/kartini.html Картины] / Перевод со шведского А. Афиногеновой. — М.- Таллин: Музей кино, Aleksandra, 1997. — 440 с. — ISBN 9985-827-27-9.
Ссылки
- «Кризис» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v88203 Кризис] (англ.) на сайте allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/10008491-crisis/ «Кризис»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
|
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кризис (фильм, 1946)
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
