Кроль, Михаил Борисович

Михаил Борисович Кроль
Дата рождения:	18 февраля (2 марта) 1879(1879-03-02)
Место рождения:	Минск, Российская империя
Дата смерти:	6 августа 1939(1939-08-06) (60 лет)
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	невропатология
Награды и премии:	Заслуженный деятель науки БССР

Михаил Борисович Кроль (1879—1939) — учёный-медик, невропатолог; академик АН Белорусской ССР (1931), член-корреспондент Академии наук СССР (1939), заслуженный деятель науки БССР (1931, по другим данным — РСФСР); один из создателей советской неврологической школы.

Биография

Родился 18 февраля [2 марта] 1908 1879 года в Минске в мещанской семье.

В 1896 году окончил с медалью Либовскую гимназию и поступил на медицинский факультет Московского университета, который закончил в 1901 году. Работал невропатологом неврологического кабинета Алексеевской амбулатории под руководством Л. С. Минора, одновременно был ординатором неврологического отделения Яузской больницы в Москве (в 1901—1906 годах). Позднее, в 1906 - 1909 годы - сотрудник кафедры нервных болезней Московских высших женских курсов (в 1906—1909 годах), в дальнейшем, в 1909 - 1914 гг. - ассистент кафедры.

Во время Первой мировой войны, с 1914 по 1917 годы, Кроль — заведующий психиатрическим пунктом Красного креста и Красного Полумесяца в Минске.

После Октябрьской революции, в 1917—1921 годах, работал ассистентом и затем доцентом кафедры нервных болезней Высших женских курсов.

В 1918 году защитил докторскую диссертацию на тему "Материалы к изучению апраксий", стал доктором медицинских наук и был утвержден профессором (в 1918 году).

В 1923 году М. Б. Кроль был одним из лечащих врачей В. И. Ленина.

В 1921 году приказом наркомата просвещения РСФСР М. Б. Кроль был назначен членом правительственной комиссии по организации Белорусского государственного университета в Минске и избран заведующим кафедрой нервных болезней и деканом медицинского факультета этого университета.

В 1931 году был избран действительным членом Белорусской Академии наук и заместителем председателя Учёного медицинского совета Наркомздрава Белорусской ССР.

В 1932 году он вернулся в Москву и стал заведующим кафедрой нервных болезней 2-го Московского медицинского института. Одновременно является директором клиники нервных болезней Всесоюзного института экспериментальной медицины и директором клинического сектора этого института.

В 1933 году на основе научных наблюдений и клинического опыта М. Б. Кроль написал монографию "Нервно-патологические синдромы", впоследствии переведённую на немецкий и испанский языки (в 1936 году был издан дополненный вариант книги).

С 1934 по 1938 годы работал главным врачом больницы 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР (Кремлёвской больницы).

В 1935 году М. Б. Кроль возглавлял советскую делегацию на 2-м Международном неврологическом конгрессе в Лондоне.

В 1937 году М. Б. Кроль совместно с М. С. Маргулисом и Н. И. Проппером завершил написание первого тома "Учебника нервных болезней".

Летом-осенью 1938 года участвовал в лечении раненых военнослужащих РККА, участвовавших в боевых действиях у озера Хасан. В дальнейшем, принимал участие в анализе характера ранений военнослужащих РККА, участвовавших в боевых действиях у озера Хасан.

Весной 1939 года М. Б. Кроль совместно с группой работников 2-го Московского медицинского института завершил продолжавшиеся два года работы по созданию нового препарата на основе пчелиного яда для лечения ишиаса. Также, в 1939 году М. Б. Кроль совместно с М. С. Маргулисом и Н. И. Гращенковым дописал "Учебник нервных болезней", который переиздавался три раза.

Кроме научной, М. Б. Кроль занимался общественной деятельностью. Неоднократно избирался депутатом Московского Совета. Был председателем Всесоюзного и Московского обществ невропатологов и психиатров.

Жил в Москве на улице Фрунзе, 15 и улице Земляной Вал, 14/16.

Умер 6 августа 1939 года в Москве. Прах захоронен в колумбарии Новодевичьего кладбища.

С 1932 года и до конца жизни Михаил Кроль был ответственным редактором журнала «Невропатология и психиатрия». Также был редактором редакционного отдела «Неврология, невропатология, психиатрия, психология» первого издания Большой медицинской энциклопедии.

Память

В клиниках, которыми руководил М. Б. Кроль, ему установлены мемориальные доски и бюст.

Библиография

М.Б. Кроль опубликовал более 120 научных работ, в том числе три монографии.

• Тонические рефлексы при гиперкинезах // "Казанский медицинский журнал", № 6-7, 1927
• М. Б. Кроль. Нервно-патологические синдромы. (1933)
• Учебник нервных болезней. М. - Л., 1939
• Краткие сведения о клещевом (весенне-летнем) энцефалите / сост. Е. Н. Павловский, М. Б. Кроль, А. А. Смородинцев. М. - Л., Медгиз, 1940.
• Руководство по неврологии, т. 1 - 5. М. - Л., 1940-1941

Литература и источники

• Н. И. Проппер-Гращенков. М. Б. Кроль. // "Вестник АН СССР", № 8-9, 1938.

Ссылки

• [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=3818 Кроль Михаил Борисович] // "Лица Москвы"
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=8943 Михаил Борисович Кроль]
• [nasb.gov.by/rus/members/academicians/krol.php Академик Кроль Михаил Борисович]
• Кроль Михаил Борисович — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=41368]

Отрывок, характеризующий Кроль, Михаил Борисович

Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.