Кролль-опера
Поделись знанием:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
(перенаправлено с «Кроль-Опера»)
«Кролль-опера» (также «Кроль-опера»; нем. Krolloper) — несохранившееся здание оперного театра в Берлине, на западной стороне бывшей Кёнигсплац (нем. Königsplatz, а ныне площадь Республики).
Содержание
История
Здание было построено в 1844 году как место для развлечений Йозефом Кроллем, затем перестроено для нужд оперного театра в 1851 году и использовалось различными владельцами и директорами для оперы, оперетты и драмы. В строительстве здания принимали участие архитекторы Людвиг Персиус, Карл Фердинанд Лангганс и Эдуард Кноблаух. Оно вновь было перестроено в 1895 году, и в нём открылся Новый Королевский оперный театр, эксплуатируемый Прусской государственной компанией оперы и драмы. В 1924 году здание было переименовано в Государственный театр оперы на площади Республики, но всегда было более известно как Кролль-опера.
После поджога в 1933 году здание Рейхстага серьёзно пострадало, в связи с чем здание Кролль-оперы стало местом проведения заседаний немецкого парламента, большинство в котором имела нацистская партия. Здание оперы было выбрано для Рейхстага из-за его удобного расположения и вместимости. 23 марта 1933 года сессия рейхстага в Кролль-опере принимает закон «О чрезвычайных полномочиях», передавший законодательную власть в руки имперского правительства и предоставивший Гитлеру практически неограниченную власть. Здание Кролль-оперы использовалось для заседаний рейхстага до краха нацизма и было местом, где Гитлер произнес множество речей, имевших важное значение для мировой истории. В частности, здесь была произнесена известная речь 30 января 1939 года, в которой Гитлер заявил:«Сегодня я ещё раз выступлю в роли пророка: если международные еврейские финансисты, внутри и за пределами Европы, ещё раз преуспеют во втягивании европейских наций в Мировую войну, то её результатом будет не большевизация всего земного шара, венчающая победу иудаизма, а уничтожение еврейской расы в Европе, поскольку времена, когда остальные нации были беззащитны в вопросах пропаганды, ушли в прошлое. Национал-социалистическая Германия и фашистская Италия имеют учреждения, дающие им в случае необходимости возможность просветить мир о характере вопроса, который многие народы подсознательно ощущают, но ещё не добрались до его сути».
На последней сессии рейхстага, прошедшей в Кролль-опере 26 апреля 1942 года, был принят закон, согласно которому Гитлер стал «верховным судьей немецкого народа».
Здание Кролль-оперы было разрушено бомбардировками союзников 22 ноября 1943 года. Руины здания были снесены в 1951 году.
Галерея
- Bundesarchiv Bild 183-2008-0922-500, Reichstag, Begrüßung Adolf Hitler.jpg
Адольф Гитлер сообщает рейхстагу в Кролль-опере о завершении кампании против Польши (6 октября 1939 г.)
- Kroll-Oper 1900.jpg
Здание оперы в 1900 г.
- Kroll Lageplan 1879 min.jpg
Карта 1879 г. Кролль-опера слева, новый Рейхстаг планировалось построить справа
Напишите отзыв о статье "Кролль-опера"
Литература
- Edgard Haider: Verlorene Pracht. Geschichten von zerstörten Gebäuden. Gerstenberg, Hildesheim 2006, S. 62ff., ISBN 978-3-8067-2949-8.
- Hans Curjel: Experiment Krolloper 1927-31. Prestel, München 1975, ISBN 3-7913-0076-8.
- Thomas Wieke: Vom Etablissement zur Oper. Die Geschichte der Kroll-Oper. Haude&Spener, Berlin 1993, ISBN 3-7759-0384-4.
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Кролль-опера - [www.operundtanz.de/archiv/2006/03/portrait-berlin.shtml История берлинских оперных театров (нем.)]
- [www.luise-berlin.de/lexikon/mitte/k/Krolloper.htm Edition Luisenstadt: Krolloper]
- [www.bundestag.de/geschichte/schauplaetze/kroll_oper/index.html Parlamentarische Schauplätze: Kroll-Oper]
- [www.zeitgenoessische-oper.de/Kroll/Kroll%20Geschichtlicher%20Hintergrund.htm Krolloper — Der geschichtliche Hintergrund]
- [www.potsdamer-platz.org/krolloper.htm Die Krolloper: Zeitgeschichtlicher Überblick mit historischem Bildmaterial]
- [www.andreas-praefcke.de/carthalia/germany/berlin_krolloper.htm Кролль-опера на почтовых открытках]
Координаты: 52°31′07″ с. ш. 13°22′14″ в. д. / 52.51861° с. ш. 13.37056° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.51861&mlon=13.37056&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Кролль-опера
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
