Кювьерониус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td>

   </tr>
Кювьерониус
Череп Cuvieronius hyodon,
Национальный музей естественной истории, Париж
Научная классификация
Царство: Животные
Тип: Хордовые
Класс: Млекопитающие
Инфракласс: Плацентарные
Отряд: Хоботные
Семейство: Гомфотериевые
Род: Кювьерониус
Латинское название
Cuvieronius
Виды
  • C. hyodon
  • C. priestleyi
  • C. tropicus

Кювьерониус (лат. Cuvieronius) — вымерший представитель хоботных из семейства гомфотериевых. Обитал в Южной Америке. Назван в честь французского зоолога Жоржа Кювье, имел средний рост 2,7 м.

Внешне был похож на современного слона, отличаясь от него спиралевидными окончаниями бивней. Данный вид животного возник в Северной Америке[1], вместе с другими хоботными (двумя видами стегомастодонов и гомфотериями) около 2 млн лет назад проникли в Южную Америку[2] вплоть до Аргентины. К концу плейстоцена северной границей распространения кювьеронисов была Мексика, а отдельные изолированные популяции возможно обитали во Флориде.





Распространение

В Мексике кювьерониусы были распространены прежде всего на территории центральных и южных штатов, из северных областей известно совсем немного находок. В Центральной Америке род известен от Гватемалы до Коста-Рики. Он встречался в позднем плейстоцене Сальвадора и Панамы, возможно присутствие на территории Гватемале и Никарагуа, был обычен в плейстоцене Коста-Рики. В Южную Америку кювьерониусы проникли в начале плейстоцена в результате «Великого фаунистического обмена», используя андский географический коридор на северо-западе южноамериканского континента. Уже в среднем плейстоцене кювьеронии в лице представителей вида C. hyodon широко распространились по всему Андскому региону, их остатки находят в Колумбии, Эквадоре, Перу, на западе Бразилии, Боливии и Аргентины и особенно часто — в Чили. Наиболее ранние южноамериканские находки соответствуют раннему плейстоцену, самые поздние — концу плейстоцена или даже голоцену. Последние кювьеронисы обитали в Южной Америке около 9100 года до н. э.

Образ жизни

Кювьеронисы обитали на равнинных территориях и в горных районах юга североамериканского континента. В Южной Америке они населяли преимущественно высокогорные пастбища с умеренно-холодными климатическими условиями, тянувшиеся через Анды по западной окраине континента; здесь эти хоботные поднимались до 4000 м над уровнем моря. Возможно, их сравнительно с прочими обитавшими в гораздо более благоприятных условиях американскими гомфотериидами относительно небольшие размеры тела являются следствием адаптации к суровой жизни в условиях прохладных и сравнительно бедных пищей андских высокогорий. Кроме того, не исключено, что вследствие этого кювьеронии могли иметь удлинённый шерстный покров. Животные были приспособлены к питанию самыми разнообразными растительными кормами, от трав до листвы деревьев и кустарников. Именно способность переносить холодный климат горных ландшафтов Анд и непривередливость в пище по всей видимости повлияли на широкое распространение рода в Южной Америке.

Видовое разнообразие

C. hyodon Fischer, 1814 — типовой вид, наиболее известный, хорошо изученный и чётко определённый. Обитал на юге Северной Америки и в Южной Америке, где его ареал простирался от Колумбии на севере до Чили на юге, включая Боливию, Эквадор и, возможно, северо-западную Аргентину. Является единственным представителем рода, существовавшим на территории Южной Америки. Имеет много синонимов, включая C. tarijensis, C. humboldti, C. andium и др.

C. oligobunis Cope, 1893 — вид, обитавший в позднем плиоцене – плейстоцене на юге Северной Америки. В частности, он известен из Мексики. Впрочем, статус вида окончательно не подтверждён.

C. tropicus Cope, 1884 — вид, населявший в конце плиоцена – середине плейстоцена юг Северной и Центральную Америку. Известен из Техаса, Калифорнии, Мексики и Сальвадора.

Вымирание

Невозможно с полной уверенностью утверждать, что именно послужило причиной исчезновения кювьерониусов. По всей видимости, они служили объектами охоты палеоиндейцев на юге Северной Америки, а также в Чили, Колумбии, Венесуэле. (По некоторым данным, на одной из стоянок человека в Чили даже были обнаружены мумифицированные в условиях высокогорья фрагменты шкуры и мышц этих хоботных). Также не исключено, что климатические и экологические изменения, произошедшие в конце плейстоцена – начале голоцена, могли привести к изменениям в растительных сообществах и исчезновению основных растений, которыми питались кювьеронисы. Вероятнее всего, что на вымирание рода повлияла совокупность различных факторов.

Напишите отзыв о статье "Кювьерониус"

Примечания

  1. Graham, R. W. (2001), [www.cq.rm.cnr.it/elephants2001/pdf/707_709.pdf "Late Quaternary Biogeography and Extinction of Proboscideans in North America"], in Cavarretta, G.; Gioia, P. & Mussi, M. et al., [www.cq.rm.cnr.it/elephants2001/atti_en.htm The World of Elephants (La Terra degli Elephanti) - Proceedings of the 1st International Congress (Atti del 1� Congrsso Internazionale), Rome October 16-20 2001], Rome: Consiglio Nazionale delle Ricerche, сс. 707–709, ISBN 88-8080-025-6, <www.cq.rm.cnr.it/elephants2001/pdf/707_709.pdf> 
  2. Prado, J. L.; Alberdi, M. T.; Azanza, B.; Sánchez, B.; Frassinetti, D. (2005). «The Pleistocene Gomphotheriidae (Proboscidea) from South America». Quaternary International (Elsevier) 126-128: 21-30. DOI:10.1016/j.quaint.2004.04.012. Проверено 2009-04-15.


Отрывок, характеризующий Кювьерониус

– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.