Агасиев, Кази Магомед

Агасиев Кази-Магомед
революционер
Рождение:	1882(1882) село Ахты Дагестанская область, Российская империя
Смерть:	19 сентября 1918(1918-09-19) село Касумкент, Дагестанская область, Российская империя
Партия:	РСДРП(б)

Кази Магомед (Кязи-Мамед) Агаси́ев (лезг. Агъасийрин Къазимегьамед; 1882, Ахты, Дагестанская область, Российская империя — 19 сентября 1918, Касумкент, Дагестанская область, Российская империя) — революционер, участник борьбы за советскую власть в Азербайджане и Дагестане.

Биография

Кази Магомед родился в 1882 году семье ремесленника в селе Ахты в Дагестане, лезгин по национальности. Был рабочим. В 1904 г. встпупил в РСДРП. В конце 1905 г. избран членом Бакинского совета. Активно участвовал в работе Союза нефтепромышленных рабочих. Неоднократно подвергался арестам и высылке из Баку. После Октябрьской революции стал председателем Дербентского совета. Во время оккупации Южного Дагестана и Дербента турецкими интервентами стал организатором партизанской борьбы против захватчиков. Во время одной из боевых операций был схвачен турецким отрядом и по решению шариатского суда расстрелян в 3 км от села Касумкент у Ханского моста.

Память

Кази-Магомед — название города Аджикабул с 1938 по 2000 г. Азербайджан
Кроме того имя Агасиева носят проспект в городе Дербент, улицы в городах: Махачкала, Каспийск, Буйнакск; улицу и переулок в посёлке Белиджи, в селах: Ахты, Геджух и др.

Литература

• Эмиров Н. Кази Магомед Агасиев. Махачкала: Дагестанское государственное издательство, 1940.
• Эмиров Н. Рабочий-революционер Кази-Магомед Агасиев. Махачкала, 1957.

Отрывок, характеризующий Агасиев, Кази Магомед

– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.