К-53 (1969)
К-53 (с 1992 года — Б-53) — советская торпедная атомная подводная лодка проекта 671 «Ёрш».
История службы
Заложена 16 декабря 1964 года на судостроительном заводе № 196 «Судомех» (в настоящее — часть Адмиралтейских верфей), спущена на воду 17 марта 1969[1].
Вступила в строй 30 сентября 1969 года, зачислена в состав Северного флота 21 октября 1969 года с базированием в Западной Лице (Большая Лопаткина губа)[1].
С 1970 по 1991 годы выполняла задачи в Северной и Центральной Атлантике, Средиземном море, участвовала в учениях «Океанская охота-87»[1].
В 1992 году переклассифицирована и переименована в Б-53[1].
30 июня 1993 года исключена из состава ВМФ. В 2004 году утилизирована на судоремонтном заводе «Нерпа»[1].
Столкновение с сухогрузом «Братство»
19 сентября 1984 года при прохождении Гибралтарского залива К-53 столкнулась с сухогрузом «Братство»[1]. Преодолев пролив, лодка всплыла на перископную глубину, чтобы затем всплыть на поверхность для проведения сеанса радиосвязи. Около 1 ч 30 мин корабельного времени (23:30 18 сентября по местному времени) штурман в перископ обнаружил ходовые огни надводного судна, но доложил об этом командиру только через три минуты одновременно с сигналом от гидроакустика об очень сильном шуме гребных винтов. Была отдана команда начать срочное погружение, но уклониться от столкновения не удалось. В результате К-53 получила повреждения носовой части легкого корпуса, обтекателя средств гидроакустического комплекса, волнорезных щитов торпедных аппаратов и выдвижных устройств. На сухогрузе «Братство» было оторвано 100 м² борта начиная от третьего трюма до машинного отделения, потерян стояночный дизель-генератор. Третье отделение и трюм полностью затопило водой. Судно осталось на плаву благодаря наличию зерна в трюме и благоприятным погодным условиям[2].
Жертв при столкновении удалось избежать. Моряки сухогруза покинули судно и были приняты на борт теплохода «Капитан Медведев»[2].
После столкновения К-53 в подводном положении покинула место происшествия, доклад о нём в береговой штаб был произведён с опозданием в 9 часов. В сопровождении прибывшей на помощь плавмастерской ПМ-24 лодка направилась в тунисский порт Хаммамет, откуда в сопровождении сторожевого корабля «Разительный» своим ходом отправилась к месту базирования для дальнейшего ремонта. Сухогруз «Братство» был отбуксирован Альхесирас, где с него было перегружена остававшаяся неповреждённой часть зерна, а само судно продано на металлолом[1][2].
По результатам расследования вина за столкновение была возложена на командира подводной лодки К-53 капитана 2 ранга Юрия Скатова, который «пренебрег мерами предосторожности, выработанными хорошей морской практикой, осуществил безграмотный и необоснованный выбор места и времени всплытия в море Альборан, расположил курс всплытия поперек генеральному направлению потока судов в Гибралтарском проливе». Среди других причин названы низкая организация службы, отсутствие должного взаимодействия членов экипажа, необоснованное назначение и бездействие старшего командира Ивана Пахомова, помогавшего в походе Скатову. Скатов был снят с должности, лишился своего поста командира дивизии подводных лодок контр-адмирал В. А. Горев, строгий выговор получил командующий Северным флотом А. П. Михайловский[2].
Своё несогласие с официальной версией событий, изложенной выше, выразил капитан сухогруза «Братство» В. Ф. Демченков, ранее проходивший службу на подводной лодке. По его мнению, К-53 в момент столкновения находилась не на перископной глубине, а в надводном положении, что следует из характера полученных лодкой и сухогрузом повреждений[2].
Напишите отзыв о статье "К-53 (1969)"
Примечания
См. также
- Жуков, Анатолий Яковлевич — командир К-53 в 1972—1973 годах.
| ||||||
Отрывок, характеризующий К-53 (1969)
29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
