Лизумская волость

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лизумская волость
латыш. Lizuma pagasts
Страна

Латвия Латвия

Статус

Волость

Входит в

Гулбенский край

Административный центр

Лизумс

Население (2010)

1521[1]

Плотность

14,1 чел./км²

Площадь

107,79 км²

Часовой пояс

UTC+2

Лизумская волость (латыш. Lizuma pagasts) — одна из четырнадцати территориальных единиц Гулбенского края. Находится на Трапенской равнине Северо-Латвийской низменности и частично в Верхнегауйском понижении Видземской возвышенности на северо-востоке Латвии.

Граничит с Леясциемской, Тирзской, Друвиенской и Ранкской волостями своего края.

Наиболее крупные населённые пункты Лизумской волости: Лизумс (волостной центр), Грушли, Гужилас, Коланги, Велена, Веленмуйжа.

По территории волости протекают реки: Азанда, Гауя, Госупе, Сеце, Уриексте.

Крупные водоёмы: пруд Леяс.

Наивысшая точка: 182.1 м

Национальный состав: 88,2 % — латыши, 5,2 % — русские, 2,5 % — поляки, 1,8 % — украинцы, 1,7 % — белорусы.

Волость пересекают автомобильные дороги Гулбене — Смилтене, Алуксне — Эргли, Цесвайне — Тилдери и железнодорожная линия Рига — Вецуме (пассажирское движение прекращено в 1999 году).



История

В XII веке земли нынешней Лизумской волости входили в состав латгальской исторической области Талава. В дальнейшем они оказались во владении Рижского архиепископа (XIII век), отходили к Польше (XVI век), Швеции (XVII век) и Российской империи (XVIII век). На территории волости в XIX веке находилось Лизумское поместье, а также Цепльское, Пиетское и Веленское полупоместья.

В Лизумском поместье, первоначально принадлежавшем роду Тизенгаузенов, работали спиртзавод, пивоварня, ликёрная фабрика, 3 мельницы и кирпичный завод.

В 1935 году территория Лизумской волости Цесисского уезда составляла 119 км², в ней проживало 1791 человек.

После Второй мировой войны были организованны несколько колхозов, позднее объединившиеся в колхоз «Спарс», ставший в 1992 году обществом с ограниченной ответственностью и ликвидированный в 1993 году.

В 1945 году в волости были образованы Лизумский и Веленский сельские советы. В 1949 году произошла отмена волостного деления и Лизумский сельсовет входил в состав Гауенского (1949—1956) и Гулбенского (после 1956) районов.

В 1951 году к Лизумскому сельсовету был присоединён ликвидированный Веленский сельсовет. В 1960 году — территория колхоза «Спарс» Синолского сельсовета. В 1977 году — часть ликвидированного Синолского сельсовета[2].

В 1990 году Лизумский сельсовет был реорганизован в волость. В 2009 году, по окончании латвийской административно-территориальной реформы, Лизумская волость вошла в состав Гулбенского края.

После 2010 года в волости находились 19 экономически активных предприятий, Лизумская средняя школа, Лизумская волостная библиотека, Дом культуры, амбулатория, аптека, 2 почтовых отделения, лесное хозяйство[3].

Напишите отзыв о статье "Лизумская волость"

Примечания

  1. [www.pmlp.gov.lv/lv/statistika/dokuments/2011/ISPV_Pasvaldibas_iedzivotaju_skaits_pagasti.pdf Численность населения в самоуправлениях на 01.01.2011] (латыш.). Управление по делам гражданства и миграции. Проверено 1 апреля 2011. [www.webcitation.org/69oTS7aLk Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
  2. Latvijas pagasti. Enciklopēdija. A/S Preses nams, Rīga, 2001—2002 ISBN 9984-00-412-0
  3. Lizuma pagasts // Latvijas Enciklopēdija. — Rīga: SIA «Valērija Belokoņa izdevniecība», 2007. — ISBN 9984-9482-0-X.


Отрывок, характеризующий Лизумская волость

– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.