Яунгулбенская волость
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входит в | |
| Административный центр | |
| Население (2010) |
1257[1] |
| Плотность |
13,9 чел./км² |
| Площадь |
90,55 км² |
| Часовой пояс |
Яунгулбенская волость (латыш. Jaungulbenes pagasts) — одна из четырнадцати территориальных единиц Гулбенского края. Находится в районе Гулбенского вала Алуксненской возвышенности и частично на Адзельском подъёме Восточнолатвийской низменности на северо-востоке Латвии.
Граничит с Тирзской, Галгаускской, Даукстской и Лигской волостями своего края, а также с Дзелзавской волостью Мадонского края.
Содержание
География
По территории волости протекают реки: Асарупе, Лиеде, Олене, Вийята
Крупные водоёмы: озёра Ушуру и Силадзирнаву эзерс.
Наивысшая точка: 152.8 м
Национальный состав: 92 % — латыши, 5 % — русские.
Волость пересекает автомобильная дорога Гулбене — Плявиняс и железнодорожная линия Плявиняс — Гулбене (железнодорожная станция Яунгулбене).
Население
Наиболее крупные населённые пункты Яунгулбенской волости: Гулбитис (волостной центр), Яунгулбене, Абрава, Адулиена, Агруми, Каипи, Паури, Силадзирнавас.
По данным переписи населения Латвии 2011 года, из 1179 жителей Яунгулбенской волости латыши составили 93,72 % (1105 чел.), русские — 4,24 % (50 чел.), белорусы — 0,68 % (8 чел.), поляки — 0,59 % (7 чел.)[2].
История
На территории нынешней Яунгулбенской волости ранее находились Яунгулбенское поместье и 2 полупоместья — Гулбишское и Силадзирнавниекское. В 1864 году хоровой коллектив Яунгулбенской волости принимал участие в Первом латышском празднике песни. В XIX веке работала спичечная фабрика и 4 мельницы.
В 1935 году территория Яунгулбенской волости составляла 252 км², в ней проживало 4672 человека.
После Второй мировой войны были организованны 3 колхоза, позднее объединившиеся в колхоз «Яунгулбене», прекративший существование в 1994 году.
В 1945 году в Яунгулбенской волости Мадонского уезда были образованы Даукстский, Яунгулбенский, Лигский и Силтайский сельские советы. В 1949 году произошла отмена волостного деления и Яунгулбенский сельсовет Гулбенского уезда входил в состав Цесвайнского (1949—1956) и Гулбенского (после 1956) районов. В 1956 к Яунгулбенскому сельсовету был присоединён ликвидированный Адулиенский сельсовет[3].
В 1990 году Яунгулбенский сельсовет был реорганизован в волость. В 2009 году, по окончании латвийской административно-территориальной реформы, Яунгулбенская волость вошла в состав Гулбенского края.
На сегодняшний день в волости находятся 7 экономически активных предприятий, Гулбишская средняя школа, Яунгулбенское профессиональное училище, библиотека, Дом культуры, докторат, аптека, социальный центр отдыха, 2 почтовых отделения, лесное хозяйство[4].
Известные люди
- Антра Лиедскалниня (1930—2000) — актриса
Напишите отзыв о статье "Яунгулбенская волость"
Примечания
- ↑ [www.pmlp.gov.lv/lv/statistika/dokuments/2011/ISPV_Pasvaldibas_iedzivotaju_skaits_pagasti.pdf Численность населения в самоуправлениях на 01.01.2011] (латыш.). Управление по делам гражданства и миграции. Проверено 1 апреля 2011. [www.webcitation.org/69oTS7aLk Архивировано из первоисточника 10 августа 2012].
- ↑ [pop-stat.mashke.org/latvia-ethnic-comm2011.htm Численность населения и этносостав городов, краёв и волостей Латвии по переписи населения 2011]
- ↑ Latvijas pagasti. Enciklopēdija. A/S Preses nams, Rīga, 2001—2002 ISBN 9984-00-412-0
- ↑ Jaungulbenes pagasts // Latvijas Enciklopēdija. — Rīga: SIA «Valērija Belokoņa izdevniecība», 2007. — ISBN 9984-9482-0-X.
|
Это заготовка статьи по географии Латвии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Яунгулбенская волость
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
