Мелетий I Китрский
| Епископ Мелетий I Επίσκοπος Μελέτιος Α΄ | ||
| ||
|---|---|---|
| Церковь: | Элладская православная церковь | |
| Преемник: | Кирилл Китрский | |
| Смерть: | 1821 Салоники | |
Епископ Мелетий I (греч. επίσκοπος Μελέτιος Α΄; ? — 19 мая 1821, Салоники) — епископ Элладской православной церкви, принял мученическую смерть с началом Греческой революции 1821 года.
Содержание
События
Мелетий был епископом епархии Китрос и Катерини, Центральная Македония. В конце февраля (по григорианскому календарю) 1821 года, Александр Ипсиланти с гетеристами перешёл реку Прут, подняв восстание в Молдавии и Валахии, после чего началось восстание в Пелопоннесе 25 марта 1821 года (юлианский календарь).
Последовала резня греческого населения по всей территории Османской империи. В первый день Пасхи 1821 года, 10 апреля, в Константинополе был повешен Григорий V.
События застали Мелетия в Салониках, поскольку он замещал Иосифа Салоникского, оказавшегося в свою очередь в Константинополе и принявшего смерть мученика вместе с Григорием V. Правитель Салоник Седик Юсуф-паша начал предпринимать гонения против греческого населения города ещё до того как восстал Пелопоннес, после ареста священника Анании Маркопулоса и 6 других членов Этерии, у которых были найдены компрометирующие письма. [1].
События в городе были хорошо освещены, только что прибывшим, верховным судьёй моллой Хайруллахом Ибн Синаси Мехмет-ага в его докладах султану[2]. Благодушный молла Хайруллах встретился с Мелетием и призвал епископа чтобы он удержал свою паству в мире. Мелетий принял призыв, но это не входило в планы Седик Юсуфа, который 27 февраля заключил и самого муллу, вместе с греками, в Канли Куле (тур. Кровавая Башня — ныне Белая Башня) за благосклонность к неверным, в то время как в подземелье дома самого Седик Юсуфа были брошены около 400 греков, из которых 100 были монахами.
После того как восстало греческое население близлежащего к городу полуострова Халкидики, Седик Юсуф приступил 18 мая к массовой резне.
Молла Хайруллах был выпущен на свободу, но на его глазах была вырезана половина заложников в доме Седика. Греческое население стало искать защиты в церквях, но взламывая двери храмов турки вырезали около 2 тысяч человек. Отцу Иоанну, настоятелю кафедрального храма Святого Мины, были отрезаны руки и ноги. Епископ Мелетий на глазах моллы Хайруллаха был отдан на растерзание черни на площади Капани и порезан на куски[3].
Память
Память Мелетия отмечается церковью 21 июля[4] и вместе с ним память 2-х тысяч погибших жителей Фессалоники .
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Мелетий I Китрский"
Примечания
- ↑ [www.apostoliki-diakonia.gr/GR_MAIN/catehism/theologia_zoi/themata.asp?contents=ecclesia_history/contents_Genos.asp&main=genos&file=7.1.1.htm Αποστολική Διακονία]
- ↑ [Απόστολος Ε. Βακαλόπουλος, Επίλεκτες Βασικές Ιστορικές Πηγές της Ελληνικής Επαναστάσεως, Εκδόσεις Βάνιας 1990, τόμος Ά,σελ 283]
- ↑ [Απόστολος Ε. Βακαλόπουλος, Επίλεκτες Βασικές Ιστορικές Πηγές της Ελληνικής Επαναστάσεως, Εκδόσεις Βάνιας 1990, τόμος Ά,σελ 287—292]
- ↑ [www.zoiforos.gr/files/agioi/ioylios/21_7.htm Αγιολόγιο, Ιούλιος]
Ссылки
- [www.apostoliki-diakonia.gr/GR_MAIN/catehism/theologia_zoi/themata.asp?contents=ecclesia_history/contents_Genos.asp&main=genos&file=7.1.1.htm Αποστολική Διακονία]
- [www.zoiforos.gr/files/agioi/ioylios/21_7.htm Αγιολόγιο, Ιούλιος].
Отрывок, характеризующий Мелетий I Китрский
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
