Мемориальный комплекс «Прорыв»

Мемориальный комплекс
Мемориальный комплекс «Прорыв»
Страна	Белоруссия
Район	Ушачский
Координаты	55°12′16″ с. ш. 28°29′33″ в. д.55.20444° с. ш. 28.49250° в. д. / 55.20444; 28.49250
Автор проекта	А. А. Аникейчик, Ю. М. Градов и Л. Л. Левин
Первое упоминание	1974
Строительство	???—1974 годы

Объект Государственного списка историко-культурных ценностей Республики Беларусь, № 213Д000780

Мемориальный комплекс «Прорыв» — мемориальный комплекс, посвящённый прорыву шестнадцатью партизанскими отрядами блокады, осуществлявшейся немецко-фашистскими войсками. Располагается в Витебской области, в Ушачском районе, в окрестностях населенного пункта д. Паперино.

На этом самом месте 16 партизанским отрядам во главе с будущим Героем Советского Союза В. Е. Лобанком удалось вырваться из окружения и сражаться с карательными отрядами до появления отрядов Советской армии. Вместе с партизанами освободились больше 15 тысяч мирных людей. В самом начале дороги, которая ведет к мемориалу, справа на железобетонном подиуме расположена бронзовая рельефная плита в виде карты со схемой обороны партизан 11 апреля 1944 г. и надписью: «Партизанские соединения Полоцко-Лепельской зоны после длительных ожесточенных сражений с фашистскими карателями в мае 1944 г. у деревень Плино и Паперино совершили легендарный прорыв вражеской блокады. Их было 17185 против 60 тысяч. Мужество народа победило. Смерть стала бессмертием».

Комплекс представляет собой бетонную стену длиной 11 метров, которая расколота на две части. В центре находится бронзовая фигура партизана. С правой стороны от скульптуры находятся 33 мемориальных плиты, где указаны имена 1450 героев, погибших во время блокады и прорыва. На верхней площадке захоронены 450 партизан, погибших во время прорыва. Тут же расположена пирамида из трех карабинов и ленты, где написано: «Они пали в борьбе с врагом, выполнив свой священный долг перед Советской Родиной и историей». Участок пути, по которому партизаны шли на прорыв, забетонирован, расположена бронзовая карта с объемной схемой обороны зоны партизан. На возвышенность были посажены 16 дубов, которые символизировали стойкость 16 партизанских бригад Мемориальный комплекс «Прорыв» является одним из самых значительных произведений монументального искусства БССР. В настоящее время поездка в мемориальный комплекс «Прорыв» включена в состав многих познавательных маршрутов для тех туристов, кого привлекает туризм и отдых в Беларуси.

Авторы

Авторами комплекса являются известные белорусские монументалисты — народный художник БССР, лауреат Государственной премии БССР скульптор А. А. Аникейчик; архитекторы, лауреаты Ленинской премии Ю. М. Градов и Л. М. Левин.

Отрывок, характеризующий Мемориальный комплекс «Прорыв»

– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.