Лобанок, Владимир Елисеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Елисеевич Лобанок<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Заместитель Председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР
1974 года — 4 ноября 1984 года
Преемник: Микулич, Владимир Андреевич
Первый заместитель председателя Совета Министров Белорусской ССР
1962 год — 1974 год
Глава правительства: Киселёв, Тихон Яковлевич
Преемник: Мицкевич, Владимир Фёдорович
Первый секретарь Витебского обкома КП Белоруссии
1956 год — декабрь 1962 год
Предшественник: Короткин, Никита Петрович
Преемник: Пилотович, Станислав Антонович
 
Рождение: 20 июня (3 июля) 1907(1907-07-03)
Остров, Пуховичский район
Смерть: 4 ноября 1984(1984-11-04) (77 лет)
Минск
 
Военная служба
Принадлежность: СССР СССР
Звание:
Сражения: Великая Отечественная война
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Владимир Елисеевич Лобанок (20 июня [3] июля 1907 года — 4 ноября 1984 года) — полковник, организатор и руководитель коммунистического подполья и партизанского движения на временно оккупированной территории БССР, первый секретарь Лепельского подпольного районного комитета Коммунистической партии (большевиков) Белоруссии, командир Лепельской партизанской бригады имени И. В. Сталина.





Биография

Лобанок Владимир Елисеевич родился 20 июня [3] июля 1907 год в деревне Остров ныне Пуховичского района Минской области Белоруссии в семье крестьянина. По национальности является белорусом. В 1930 году вступил в ВКП(б). В 1931 году окончил Белорусскую сельскохозяйственную академию.

С 1931 года работал в должности агронома, помощника Народного Комиссара земледелия Белорусской ССР, а с 1933 года — в должности агронома-экономиста уполномоченного Народного Комиссариата совхозов СССР по БССР.

С 1939 года Лобанок — директор Смолянского сельскохозяйственного техникума Витебской области БССР. С 1941 года — первый секретарь Лепельского РК КП(б)Б.

Во время Великой Отечественной войны Лобанок становится одним из организаторов и руководителей коммунистического подполья и партизанского движения в Белорусской ССР.

В августе 1941 года — июне 1944 года Лобанок — первый секретарь Лепельского подпольного РК КП(б)Б, одновременно с марта 1942 года — командир 68-го партизанского отряда, с августа 1942 года — комиссар Чашникской партизанской бригады «Дубова».

Осенью 1942 года партизаны под командованием Лобанка освободили от оккупантов районный центр Ушачи, который превратился в столицу обширнейшего партизанского края.

С октября 1943 года Лобанок — руководитель оперативной группы ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения по Полоцко-Лепельской партизанской зоне, командующий партизанским соединением Полоцко-Лепельской партизанской зоны.

В июне 1943 года партизаны отряда оказали активное содействие советским войскам в освобождении Советской Белоруссии.

За умелое командование партизанской бригадой в тылу немецко-фашистских войск и проявленные при этом мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 года полковнику Лобанку Владимиру Елисеевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 1717)[1].

С октября 1944 года по 1946 год Лобанок — председатель Исполнительного комитета Полоцкого областного Совета депутатов трудящихся, в 1946—1948 годах — второй секретарь Полесского областного комитета КП(б)Белоруссии, в 1948—1953 годах — первый секретарь Полесского областного комитета КП(б) — КП Белоруссии. В 1954—1956 годах — председатель Исполнительного комитета Гомельского областного Совета депутатов трудящихся. В 1956 году он окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

С 1956 года Лобанок работает первым секретарём Витебского обкома КПБ, а с 1962 года — первым заместителем председателя Совета Министров Белорусской ССР.

С 1974 года Владимир Лобанок заместитель председателя Президиума Верховного Совета Белорусской ССР.

Член Центральной ревизионной комиссии КПСС (1961—1976). Член ЦК КП Белоруссии. Избирался депутатом Верховного Совета СССР 2-10-го созывов, занимал пост заместителя председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР.

Жил в Минске до своей кончины. Владимир Елисеевич Лобанок скончался 4 ноября 1984 года. Похоронен в Минске на Восточном («Московском») кладбище (участок № 18)[1].

Награды

Награждён тремя орденами Ленина, орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, Суворова 1-й степени, Отечественной войны 1-й степени, тремя орденами Трудового Красного Знамени ,орденом Дружбы народов и десятью медалями[1].

Память

  • В Минске на доме, в котором жил Лобанок, установлена мемориальная доска[1].
  • Именем Лобанка названы: совхоз-техникум в городе Марьина Горка Минской области, Лепельская средняя школа № 1, улицы в городах Минске и Лепеле, музей в городе Ушачи[1].

Напишите отзыв о статье "Лобанок, Владимир Елисеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9733 Лобанок Владимир Елисеевич] (рус.). Герои страны. Проверено 17 мая 2012. [www.webcitation.org/6AqxJRlIw Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9733 Лобанок Владимир Елисеевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Лобанок, Владимир Елисеевич

Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.