Булат, Борис Адамович

Борис Адамович Булат
Дата рождения	12 июля 1912(1912-07-12)
Место рождения	Тула, Российская империя
Дата смерти	27 марта 1984(1984-03-27) (71 год)
Место смерти	Минск, СССР
Годы службы	1933—1944
Звание
Должность	командир партизанской бригады «Вперёд»
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Борис Адамович Булат — командир партизанской бригады «Вперёд» Барановичской и Минской областей Белоруссии. Герой Советского Союза

Биография

Ранние годы

Борис Адамович Булат родился 12 июля 1912-го года в г. Тула в семье русского рабочего. Окончив 8 классов школы № 1 Зареченского района, Булат работал монтёром-телеграфистом. В 1933-м году вступил в ряды Красной Армии. В 1936-м году Булат окончил Объединённую военную школу имени ВЦИК РСФСР и часто стоял в почётном карауле на Красной площади у Мавзолея. В 1940-м году Булат окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и был направлен для прохождения службы в Белорусский военный округ.

Участие в Великой Отечественной войне

На момент начала Великой Отечественной войны Борис Адамович Булат находился под городом Белостоком. На пятый день боевых действий Булат был тяжело ранен, потеряв кисть правой руки и попал в плен. Вскоре Булату с двумя другими военнопленными удалось сбежать из лагеря, и беглецы решили втроём начать партизанские действия.

Для первой диверсии группа использовала найденные снаряды от 45-мм орудия. Изготовив самодельные мины, Булат с товарищами заложили их под мостик возле деревни Озерница, пустив под откос проходивший паровоз. До конца 1941-го года группа совершала небольшие диверсии и налёты на отдельные мелкие группы фашистов, а в начале 1942-го к партизанам присоединились местные жители, готовые сражаться с немцами. Командиром возникшего в Липичанской пуще партизанского отряда избрали Булата.

Отряд Булата регулярно проводил диверсии, совершал налёты и вступал в бои с карательными отрядами. В конце ноября 1942-го года каратели большими силами стали прочёсывать Липичанскую пущу, где укрывались партизаны. Отряд Булата был оттеснён к слиянию рек Неман и Щара, и командир решил идти на прорыв в сторону Дуборовского леса. Было выбрано наименее ожидаемое место прорыва: через занятую штабом противника деревню Руда Яворская. Партизаны сумели разгромить штаб и напали на колонну противника, направлявшуюся на ночлег в деревню Деревная.

В декабре 1942-го года личный состав отряда Булата вырос в бригаду, насчитывавщую более 500 человек. В распоряжении бригады находились несколько 45-миллиметровых орудий и 122-миллиметровая гаубица.

Весной 1943-года, благодаря скоординированным с другими партизанскими соединениями действиям, отряд Булата принял участие в «рельсовой войне» — партизаны взрывали железнодорожные пути на разных участках, лишая немецкие войска транспортных артерий. 20 августа 1943-го года партизанами была предпринята массовая диверсионная акция, в результате которой было уничтожено большое количество путей.

В конце 1943-го года Булата отозвали в Барановичский обком партии и назначили начальником оперативного отдела областного центра. Вскоре Булат был отправлен в Налибокскую пущу для организации разрозненных отрядов в бригаду. В результате была сформирована партизанская бригада под названием «Вперёд», которая успешно осуществляла нападения на немецкие гарнизоны и проводила диверсии.

В 1944 году Борис Адамович Булат получил ранение в бою и был эвакуирован в Москву. В том же году Борис Адамович уволился в запас.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 августа 1944-го года за образцовое выполнение заданий командования в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в тылу противника и проявленные при этом мужество и героизм Борису Адамовичу Булату было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением Ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

После войны

В период с конца 1944-го по 1946 годы Борис Адамович Булат работал заместителем председателя Минского горсовета, а в 1947-м году стал директором велозавода. В 1956-м — Булат окончил Высшую школу пищевой промышленности и с 1951-го по 1973-й годы работал директором кондитерской фабрики «Коммунарка».

27 марта 1984-го года Борис Адамович Булат скончался. Похоронен в Минске.

Память

Именем Бориса Адамовича Булата названы улицы в Лиде и Дятлово.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3392 Булат, Борис Адамович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Булат, Борис Адамович

Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.