Орловский, Кирилл Прокофьевич

Кирилл Прокофьевич Орловский
К. П. Орловский на советской почтовой марке 1970 года
Дата рождения	18 (30) января 1895(1895-01-30)
Место рождения	деревня Мышковичи, Бобруйский уезд, Минская губерния Российская империя (ныне Кировский район Могилёвской области, Белоруссия)
Дата смерти	13 января 1968(1968-01-13) (72 года)
Место смерти	Кировский район Могилёвской области, Белорусская ССР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	1915—1944
Звание
Командовал	Партизанский отряд «Соколы»
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война, Советско-польская война, Гражданская война в Испании, Великая Отечественная война
Награды и премии

Кири́лл Проко́фьевич Орло́вский (18 (30) января 1895, деревня Мышковичи (сейчас Кировский район Могилёвской области) — 13 января 1968, там же) — сотрудник органов государственной безопасности СССР, один из руководителей партизанского движения в Белоруссии. Герой Советского Союза (1943). Герой Социалистического Труда (1958).

Биография

Родился в крестьянской семье. Участвовал в Первой мировой войне в звании унтер-офицера.

В июне 1918 по заданию подпольного Бобруйского уездного комитета партии большевиков создал партизанский отряд, действовавший против немецких войск. С декабря 1918 по апрель 1919 служил в Бобруйской ЧК, затем окончил курсы комсостава.

В 1920—1925 гг. руководил партизанскими отрядами во входившей в состав Польши Западной Белоруссии по линии «активной разведки» Разведывательного управления РККА. Под его руководством были проведены десятки боевых операций, в результате которых было убито свыше 100 жандармов и помещиков.

Позже окончил Коммунистический университет национальных меньшинств Запада имени Мархлевского (1930).

В 1925—1938 проходил службу в органах госбезопасности: в ГПУ, затем в НКВД БССР, затем в НКВД СССР, в том числе начальником участка ГУЛАГ на строительстве канала «Москва—Волга», а в 1937—1938 выполнял боевые задания во время гражданской войны в Испании.

В 1938 г. уволен с военной службы в органах госбезопасности по состоянию здоровья.

В 1939—1940 г. работал проректором по хозяйственной части Чкаловского сельскохозяйственного института (город Оренбург) и одновременно учился там же в качестве студента.

В 1941 г. после начала Великой Отечественной войны восстановлен на службе в органах и вошёл в состав Особой группы НКВД, которую возглавлял Павел Судоплатов. С октября 1942 по август 1943 успешно руководил крупным партизанским отрядом «Соколы», действовавшим на территории Барановичской области.

17-18 февраля 1943 года отряд под командованием Орловского К. П. (12 бойцов) на одной из дорог Барановичской области совершил атаку на конвой Генерального комиссара Белоруссии Вилигельма Кубе; в результате налета были убиты гаупткомиссар Фридрих Фенц, обергруппенфюрер СС Захариус, а также 10 офицеров и более 30 солдат.

Отряд Орловского потерь не понес; сам Орловский был тяжело ранен. У него были ампутированы правая рука по плечо, на левой — 3 пальца и поврежден слуховой нерв на 50-60%.

Герой Советского Союза (20 сентября 1943).

Утратив способность проходить военную службу в органах госбезопасности в связи с инвалидностью, Орловский К. П. обратился с личным письмом к Сталину И.В., в котором просил разрешить ему возглавить один из наиболее разрушенных колхозов в Могилевской области Белорусской ССР и давал обещание возродить его и сделать колхозом-миллионером. Просьба Орловского К. П. была удовлетворена Правительством СССР. С января 1945 Орловский К. П. избран председателем колхоза «Рассвет» Кировского района Могилёвской области. Под руководством Орловского колхоз «Рассвет» стал первым в послевоенном СССР колхозом-миллионером.

В 1956—1961 являлся кандидатом в члены ЦК КПСС.

Умер 13 января 1968 года. Похоронен в деревне Мышковичи Кировского района Могилёвской области Белоруссии.

Память

• Является прототипом главного героя фильма «Председатель» и, возможно, главного героя романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» — Роберта Джордана.
• На его родине установлен бронзовый бюст Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда и открыт музей.
• Его именем названы улицы городов Белоруссии — в Могилеве, Бобруйске, Бресте и Клецке.
• Его именем названы колхоз «Рассвет» в Кировске.
• Также его именем назван санаторий в Кировске.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» № 1720 (20 сентября 1943 года).
• Медаль «Серп и Молот».
• Пять орденов Ленина.
• Орден Красного Знамени.
• Орден Трудового Красного Знамени.
• Медали.

См. также

• Герои Социалистического Труда.

Литература

• Борисов И. Человек из легенды : Документальная повесть / И. Борисов. — Минск : Мастацкая літаратура, 1991. — 335 с. ISBN 5-340-00231-4.
• Пономарёв, В. Г. Мятежное сердце / В. Г. Пономарёв. — Москва: Политиздат, 1970. — 159 с.
• Цветов Я. Повесть о Кирилле Орловском. — Москва: Советская Россия, 1976. — 304 с. — 100 000 экз.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1326 Орловский, Кирилл Прокофьевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.sb.by/post/92820/ Скалабан, В. «И Гитлер хотел победить таких людей?» : Письмо Орловского Сталину // Дата публикации : 24.10.2009].

Отрывок, характеризующий Орловский, Кирилл Прокофьевич

– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.