Митрофан (Русинов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Митрофан и фамилией Русинов.

Епископ Митрофан
Епископ Полтавский
14 сентября 1937 — 26 февраля 1938
Предшественник:	Тихон (Русинов)
Преемник:	Вениамин (Новицкий)
Епископ Староосколький
1932 — 14 сентября 1937
Предшественник:	Онуфрий (Гагалюк)
Преемник:	викариатство упразднено
Епископ Болховский, викарий Орловской епархии
октябре 1924 — 22 декабря 1925
Предшественник:	Даниил (Троицкий)
Преемник:	Александр (Щукин)
Образование:	Павловское духовное училище; Воронежская духовная семинария; Санкт-Петербургская духовная академия
Учёная степень:	кандидат богословия
Имя при рождении:	Евлампий Владимирович Русинов
Рождение:	10 (22) октября 1881(1881-10-22) Казинка, Павловский уезд, Воронежская губерния, Российская империя
Смерть:	23 июня 1938(1938-06-23) (56 лет) Полтавская область, Украинская ССР, СССР

Епископ Митрофан (в миру Евлампий Владимирович Русинов; 10 [22] октября 1881, слобода Казинка, Воронежская губерния — 23 июня 1938, Полтавская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Полтавский. Брат Тихона (Русинова).

Биография

Из семьи диакона Вознесенской церкви слободы Казинка Владимира Яковлевича Русинова. Всего в семье было шестеро детей.

В 1898 году окончил Павловское духовное училище, в 1904 году окончил Воронежскую духовную семинарию.

В 1911 году вместе с братом поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, которую окончил в 1915 году (на тот момент она уже именовалась Петроградской) со степенью кандидата богословия.

Преподавал в Воронежской духовной семинарии с 1916 года до её закрытия в 1918 году. По некоторым данным, ещё до закрытия семинарии принял монашеский постриг и был возведён в сан архимандрита архиепископом Модестом (Никитиным).

В 1923 году примкнул к обновленческому движению, и был хиротонисан обновленческими епископами во епископа Лукояновского, викария Нижегородской епархии. В письме Василия Гундяева к архиепископу Илариону (Троицкому) от 3 октября 1923 года значилось: «А затем прибыл к нам в Лукоянов живяк епископ, котрый требует себе все архиерейские облачения, и угрожает нам милицией, если мы не отдадим…».

В 1924 году принёс покаяние перед Святейшим Патриархом Тихоном.

31 марта 1924 года епископу Митрофану (Русинову) временно поручено управление Болховским викариатством Орловской епархии. Летом 1924 года духовенство и прихожане 12 приходов Уразовского викариатства Воронежской епархии избрали епископа Митрофана своим предстоятелем и просили священноначалие благословить это избрание. В октябре 1924 года хиротонисан православными архиереями во епископа Болховского, викария Орловской епархии.

17 декабря 1924 года арестован, в марте 1925 года освобождён. Выйдя на свободу, вернулся в Уразово.

Подписал акт о вступлении митрополита Петра (Полянского) в должность Патриаршего Местоблюстителя.

В декабре 1925 году уклонился в Григорианский раскол. Являлся соучредителем ВВЦС.

Сначала был григорианским епископом Валуйским, затем управлял Воронежской епархией в юрисдикции ВВЦС.

В 1932 году принёс покаяние перед митрополитом Сергием (Страгородским) и, как ставленник архиереев старого поставления, принят в сущем сане, назначен епископом Старооскольким.

12 июня 1934 года направил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) поздравление с усвоением ему титула Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского.

14 сентября 1937 года — епископ Полтавский, где непосредственным его предшественником был брат.

26 февраля 1938 года арестован. Был расстрелян 23 июня 1938 года. Предполагаемое место расстрела — местечко Копылы в окрестностях Полтавы.

Ссылки

• [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_889 Митрофан (Русинов)] на сайте «Русское православие»
• [www.pstbi.ru/bin/db.exe/no_dbpath/nopanel/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTczXcOicee1aeCxy6cuVfOuWeuKhtuLVeeWd6W1UcC4efegU86mUseLUe80fum0YeywUteLUeeuWfOsheC5Wfi0ctuLVeeud68UUee0hfeqctuLVeeud6CKUs80eseLUeC5We8ec8GwUYOvVsWsUW0u09d4ieuuWv8KW9W0A9XcUXe5ddS5WcesUeyuVeC8ZeuKd6COZs8eiceqieG0csS8is8Wc9006duGUseKfvC5WcesUWi1XseXaeeuXfW0jfeGWfi1gvmkUAX*kAWtyV8Kfc5tjNKAiAnQ* Митрофан (Русинов Евлампий Владимирович)]

Отрывок, характеризующий Митрофан (Русинов)

– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.