Миямото, Юрико
| Юрико Миямото | |
| 宮本百合子 | |
 Юрико Миямото в 1946 году | |
| Имя при рождении: |
中条百合子 |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Направление: |
социалистический реализм, пролетарская литература |
| Дебют: |
«Бедные люди» (яп. 貧しき人々の群) (1916) |
Юрико Миямото (яп. 宮本 百合子 Миямото Юрико?, 13 февраля 1899 года — 21 января 1951 года) — японская писательница, представительница пролетарской литературы, с 1931 года — член Коммунистической партии Японии.
Содержание
Юность
Девичье имя писательницы — Юрико Тюдзё (яп. 中条 百合子 Тю:дзё: Юрико?). Она родилась в обеспеченной семье, её отец был архитектором и преподавателем Токийского университета. С детства она видела разницу между своим положением и положением работников имения, вероятно, именно это подтолкнуло её в будущем к идеям социализма.
В 17 лет Юрико написала своё первое произведение — короткую повесть «Бедные люди» (яп. 貧しき人々の群), которую напечатали в крупном литературном журнале «Тюокорон» (яп. 中央公論 Тю:о:ко:рон, «Центральное обозрение»).
После поездки в СССР в 1927 году вступила в Коммунистическую партию Японии. Между 1932 и 1945 годами провела около двух лет в заключении.
Семья
- Муж — Кэндзи Миямото, литературный критик и лидер Коммунистической партии Японии в 1958—1977 годах.
Библиография
- Повесть «Бедные люди» (яп. 貧しき人々の群) (1916)
- Автобиографический роман «Нобуко» (яп. 伸子) (1924)
- «Весна 1932-го» (яп. 一九三二年の春) (1932)
- «Грудь» (яп. 乳房) (1935)
- «Кедровая изгородь» (яп. 杉垣) (1939)
- «Равнина Банею» (яп. 播州平野) (1946)
- «Футисо» (яп. 風知草) (1946)
- «Два дома» (яп. 二つの庭) (1947)
- «Вехи» (яп. 道標) (1950)
Напишите отзыв о статье "Миямото, Юрико"
Примечания
Литература
- Миямото Юрико — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).
- Григорьева Т. П., Логунова В. В. Японская литература. Краткий очерк. — М. : Наука, 1964. — 282 с.</span>
- Логунова В. В. Жизнь и творчество Миямото Юрико. — М., 1958.
Отрывок, характеризующий Миямото, Юрико
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
