Моккан

Моккан (яп. 木簡) — деревянная дощечка, служившая в Японии средством связи между чиновниками.

Общая характеристика

Моккан представляет собой деревянную дощечку длиной 10-25 см, шириной 2-3 см и толщиной в несколько миллиметров. Была завезена в Японию из Кореи, где ранее (наряду с Китаем) получила распространение. Содержимое подавляющего большинства дощечек так или иначе связано с функционированием государственного аппарата (переписка между ведомствами различных уровней). Их изготовители использовали по крайней мере четыре свойства дерева: его лёгкость, прочность, доступность и возможность повторного использования (прежняя надпись соскабливалась и наносилась новая). Благодаря последнему свойству и из-за дороговизны бумаги по истончении дощечки-мокканы могли использоваться в качестве туалетной бумаги. Пик использования мокканов приходится на VIII век. С ослаблением централизованного государства и удешевлением бумаги их использование в государственных учреждениях практически прекратилось.

Типы надписей на моккане

Надписи на моккане подразделяются на три типа:

1. товарные бирки, которые прикреплялись к грузам. Это — наиболее массовая разновидность. На таких дощечках указывался вид продукции, её количество, а также отправитель и получатель;
2. сообщения различной содержательности:
   • распоряжения вышестоящего ведомства нижестоящему ведомству или чиновнику (бо́льшая часть — повестки, с помощью которых чиновники вызывались к месту службы),
   • донесения от нижестоящего ведомства (чиновника) вышестоящему,
   • запросы одного ведомства другому по поводу доставки какого-либо товара,
   • послания, сопровождающие отправку груза в ответ на запрос,
   • послания, удостоверяющие получение груза,
   • разрешения на вывоз груза через ворота пункта проверки,
   • удостоверения о прохождении груза через ворота пункта проверки,
   • объявления (о розыске вора, пропаже);
3. учебные тексты, содержащие выдержки из произведений китайской философии, выписки из законодательных сводов и т. п. С помощью этих табличек древние японцы также обучались иероглифике (написанию иероглифов).

Историческая ценность

Открытие мокканов позволило решить некоторые исторические проблемы, являвшиеся предметом дискуссий. Так, были признанными необоснованными данные «Нихон сёки» о существовании в Японии уездов до 670 года — эта административная единица появилась в начале VIII века. Мокканы позволили сделать учёным заключение о существовании в VII веке ранее неизвестных должностей, а также лучше понять налоговую систему того времени. Кроме того, отсутствие на мокканах девизов правлений японских правителей VII века подставило под сомнение правдивость соответствующих девизов, приводимых в «Нихон сёки».

Литература

Книги

• Мещеряков А. Н. Японские туалеты и урны // Сосуды тайн: Туалеты и урны в культурах народов мира. — СПб.: Азбука-классика, Петербургское Востоковедение, 2002. — С. 51—77. — 176 с. — ISBN 5-352-00188-1.
• Мещеряков А. Н., Грачёв М. В. Моккан // История древней Японии. — М.: Наталис, 2010. — С. 114—119. — 544 с. — (Восточная коллекция). — ISBN 978-5-8062-0327-5.

Статьи

• Piggott J. R. Mokkan. Wooden Documents from the Nara Period (англ.) // Monumenta Nipponica : журнал. — Sophia University, 1990. — Vol. 45, no. 4. — P. 449-470. — DOI:10.2307/2385379.

Отрывок, характеризующий Моккан

На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.