Молчанова, Екатерина Ивановна
| Екатерина Ивановна Молчанова | |
 | |
| Портрет из цикла «Смолянок», художник Левицкий Д.Г.,1776 | |
|---|---|
| Род деятельности: |
фрейлина |
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: |
3 (15) сентября 1809 (50 лет) |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Иван Яковлевич Молчанов |
| Супруг: | |
Екатерина Ивановна Молчанова (в замужестве Олсуфьева; 9 ноября 1758 — 3 сентября 1809) — фрейлина Екатерины II, одна из пяти лучших выпускниц Смольного института, удостоенных Золотой медали первой величины.
Биография
Екатерина Ивановна Молчанова происходила из старинной московской семьи. Её отец — скромный коллежский советник Иван Яковлевич Молчанов, семья которого находилась в бедственном положении — у него было всего 30 душ крепостных, к тому же заложенных. Екатерине повезло, она была взята на воспитание влиятельной дамой-супругой обер-егермейстера С. К. Нарышкина Марией Павловной. В 1764 году она определила Екатерину в Смольный институт, положила на её имя две тысячи рублей, которые были выданы девушке после окончания учёбы. Нарышкина назначила Екатерине также ежегодную выплату двухсот рублей, а также обещала (в завещании) наградить приличным приданым, смотря притом и на качество её избранника[1].
В Смольном
В Смольном Екатерина отличалась серьёзностью, сосредоточенностью, выделялась среди воспитанниц любовью к наукам, любила больше читать, чем участвовать в играх и развлечениях, хотя не раз выступала на сцене устроенного в институте театра. Она хорошо рисовала и вышивала — об это известно из письма Екатерины II, написанного другой смолянке А.Левшиной[2]:
|
…Бецкой поставил софу в турецком стиле в мою комнату Зимнего дворца. Сама я поместила там лишь ваше изображение, сделанное девицей Молчановой; это моя любимая вещь, которая не покидает своего места, которое я ей отвела. | 
|
В 1776 году Екатерина окончила курс второй, с золотой медалью и «знаком отмены» (золотым шифром императрицы) на ленте с тремя золотыми полосками, она получила также и пенсию по 250 рублей в год из процентов с капитала в 100 тыс. рублей, пожертвованного Екатериной II при первом выпуске смолянок :
|
|
…на содержание и снабжение приданым тех, которые сей помощи по выходе из Общества, а паче когда поступят в супружество, ниоткуда не могут иметь. |
|
Замужество
19 июня 1776 года Екатерина Молчанова была взята ко двору и определена во фрейлины. Вместе со своей подругой по институту Г. И. Алымовой она была послана навстречу прибывавшей в Россию невесты великого князя Павла Петровича принцессы Софии-Доротеи Вюртембергской. После Екатерина была назначена к ней в свиту. В конце 1770-х гг Молчанова стала фрейлиной Екатерины II.
В 1780 году, в возрасте двадцати двух лет Екатерина вышла замуж за Сергея Адамовича Олсуфьева (1755—1818), второго сына статс-секретаря Екатерины II А. В. Олсуфьева и Марии Васильевны Салтыковой, сестры Сергея Салтыкова, возлюбленного Екатерины II[3]. Свекор Молчановой был человек влиятельный. Его сына Сергея в 1769 году направили по повелению императрицы, в числе других молодых дворян, в Лейпцигский университет, впоследствии он дослужился до чина генерал-майора.
Екатерина Ивановна Молчанова-Олсуфьева скончалась 3 сентября 1809 года в Петербурге и похоронена в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище[4], супруг пережил её на девять лет и похоронен там же [5].
Дети
У Екатерины Ивановны с мужем было две дочери и три сына, двое из которых умерли совсем маленькими.
- Мария Сергеевна (1780-1805), фрейлина великой княгини Анны Федоровны, была замужем за тайным советником Д.С.Жеребцовым.
- Дмитрий Сергеевич (ок.1780-1858), участник войны 1812 года и заграничных походов (Лейб-гвардии капитан), член массонской ложи "Орла Российского", был в Пензе губернским предводителем дворянства.
- Елизавета Сергеевна (1782-1799), фрейлина великой княгини Анны Федоровны.
Примечание
- ↑ Данилова А. Благородные девицы. Воспитанницы Смольного института. Биографические хроники.- М.:Эксмо, 2008.-464с.
- ↑ Знаменитые россияне 18-19 веков. Биография и портреты. — С.-Петербург.: Лениздат, 1996. — с. 249.
- ↑ Сергей Васильевич Салтыков был женат на Матрене Павловне Бланк-Полевой (1723—1813), сестре Марии Павловны Нарышкиной (1728—1793), покровительницы Екатерины Молчановой.
- ↑ [lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/806/catid/3| Надгробие Екатерины Олсуфьевой (Молчановой)]
- ↑ [lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/2285/catid/3| Надгробие С. А. Олсуфьева]
Напишите отзыв о статье "Молчанова, Екатерина Ивановна"
Отрывок, характеризующий Молчанова, Екатерина Ивановна
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.
С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
