Мурхад мак Аэдо
| Мурхад мак Аэдо др.‑ирл. Murchad mac Áedo | ||
| ||
|---|---|---|
| 839 — 840 | ||
| Предшественник: | Катал мак Муиргиусса | |
| Преемник: | Фергус мак Фотайд | |
| Смерть: | 840 | |
| Род: | Уи Бриуйн | |
| Отец: | Аэд мак Фогартайг | |
Мурхад мак Аэдо (др.‑ирл. Murchad mac Áedo; умер в 840) — король Коннахта (839—840) из рода Уи Бриуйн.
Биография
Мурхад был сыном Аэда мак Фогартайга и правнуком умершего в 735 году правителя Коннахта Катала мак Муйредайга[1]. Он принадлежал к Сил Катайл, одной из частей септа Уи Бриуйн Ай[2]. Владения семьи Мурхада находились на территории современного графства Роскоммон[3].
Мурхад мак Аэдо получил власть над Коннахтом в 839 году, после смерти своего дальнего родича Катала мак Муиргиуссы из септа Сил Муйредайг[4]. Два дяди Мурхада, Кинаэд мак Артгайл и Маэл Котайд мак Фогартайг, упоминаются в ирландских анналах как короли Коннахта[2]. Однако их имена отсутствуют в списке коннахтских монархов, сохранившемся в «Лейнстерской книге»[5]. Мурхад — первый после отрёкшегося в 782 году от престола Артгала мак Катайла представитель Сил Катайл, упоминающийся с королевским титулом в обоих этих исторических источниках.
О правлении Мурхада мак Аэдо почти ничего не известно. Единственное упоминание о нём в анналах — сообщение о его смерти в 840 году[6]. После смерти Мурхада власть над Коннахтом унаследовал его троюродный брат Фергус мак Фотайд[2].
Напишите отзыв о статье "Мурхад мак Аэдо"
Примечания
- ↑ Ó Corráin, D. [books.google.ru/books?id=6KRnAAAAMAAJ Ireland Before the Normans]. — Dublin: Gill and Macmillan, 1972. — P. 178.
- ↑ 1 2 3 Бирн Ф. Д., 2006, с. 337.
- ↑ Бирн Ф. Д., 2006, с. 283—284.
- ↑ Анналы Инишфаллена (год 839.1).
- ↑ [www.ucc.ie/celt/online/G800011A/text030.html Book of Leinster, formerly Lebar na Núachongbála]. — Vol. I. — P. 192.
- ↑ Анналы Ульстера (год 840.5); Анналы четырёх мастеров (год 839.11).
Литература
- Бирн Ф. Д. Короли и верховные правители Ирландии. — СПб.: Евразия, 2006. — 368 с. — ISBN 5-8071-0169-3.
Отрывок, характеризующий Мурхад мак Аэдо
– А, ну так вот видите!– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
