Кейп-Фир (коса)

Кейп-Фир (англ. Cape Fear, букв. «мыс Страха») — песчаная коса, которая отделяет устье реки Кейп-Фир в Северной Каролине от Атлантического океана. В бассейне устья реки стоит город Уилмингтон и живёт четверть населения штата. Иногда название «Кейп-Фир» распространяют на весь этот регион.

Кейп-Фир известен своими песчаными пляжами. В деревне Болд-Хед-Айленд («Остров лысой башки») на оконечности мыса — пансионы и дома отдыха. Автомобили запрещены, передвижение осуществляется на приспособленных для этой цели гольф-картах. В этих местах происходит действие фильма Джей Ли Томпсона «Мыс Страха» (а также ремейка Мартина Скорсезе) и фильма Дэвида Линча «Дикие сердцем» (первая сцена).

Окрестные мели на протяжении столетий внушали страх мореплавателям, которые прозвали их малым кладбищем Атлантики. Название косы переводится как «мыс Страха». Это один из пяти старейших топонимов США, его придумал в 1585 г. Ричард Гренвилл, опасавшийся потерпеть здесь крушение. Ещё раньше, в марте 1524 года, на косе, вероятно, высаживался итальянец Верраццано.

В истории Американской войны за независимость Кейп-Фир известен высадкой британского генерала Генри Клинтона (3 мая 1775 года).

Отрывок, характеризующий Кейп-Фир (коса)

– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.