Национальный пантеон Венесуэлы
Поделись знанием:
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
| Достопримечательность | |
Национальный пантеон Венесуэлы
| |
|
Национа́льный пантео́н Венесуэ́лы (исп. Panteón Nacional de Venezuela) — здание (по аналогии с греческим Пантеоном) в северной части старого города столицы Венесуэлы Каракаса. Изначально строился как церковь, но теперь используется как место захоронения национальных героев Венесуэлы. В центральном нефе находится бронзовый саркофаг Симона Боливара. Также в хранилище Национального пантеона находится 1930 картин с изображением сцен из жизни Симона Боливара.
Список похороненных в Пантеоне
Ниже приведен список похороенных в Национальном пантеоне, в скобках указана дата захоронения.
- Сесилио Акоста — писатель, журналист, гуманист (5 июля 1937)
- Хосе Анхель де Аламо — врач, лидер движения за независимость (9 мая 1876).
- Франсиско де Паула Алькантара — генерал времен войны за независимость (6 июня 1876)
- Деметрио Альфаро — офицер времен войны за независимость (28 мая 1876)
- Лисандро Альварадо — врач (14 мая 1980)
- Раймундо Андуеса — юрист, военный и политик, отец президента Раймундо Андуэсы Паласио (2 сентября 1881)
- Франсиско Аранда — политик (18 мая 1898)
- Хуан Баутиста Арисменди — офицер времен войны за независимость (29 января 1877)
- Хесус Мария Аристегиета — военный и политический деятель времен войны за независимость (18 марта 1890)
- Карлос Арвел — врач и политик (16 декабря 1942)
- Рафаэль Арвел — журналист (12 июля 1877)
- Франсиско де Паула Авенданьйо — офицер времен войны за независимость (16 марта 1966)
- Рафаэль Мария Баральт — писатель и историк; посол в Испании (23 ноября 1982)
- Хосе Мигель Барсело — военный времен федералистской войны (14 мая 1878)
- Педро Барсенас — врач и офицер времен войны за независимость (5 ноября 1877)
- Виктор Баррет де Назарис — военный и политический деятель времен федералистской войны (25 августа 1896)
- Ренато Белучи — военный моряк времен войны за независимость (22 июля 1963)
- Хосе Франсиско Бермудес — офицер времен войны за независимость (24 октября 1877)
- Педро Бермудес Кусин — юрист, военный и политик (30 декабря 1875)
- Андрес Элой Бланко — поэт и политик (2 июля 1981)
- Хосе Феликс Бланко — священник (3 июля 1896)
- Мануэль Бланко — военный моряк, соратник Симона Боливара (15 апреля 1876).
- Руфино Бланко Фомбона — писатель и политик (23 июня 1975)
- Симон Боливар — освободитель Боливии, Колумбии, Эквадора, Перу, Панамы и Венесуэлы (28 октября 1876)
- Хусто Брисенё — офицер времен войны за независимость (21 мая 1876)
- Марио Брисеньйо Ирагорри — историк, писатель и дипломат (6 марта 1991)
- Доминго Брисеньйо и-Брисеньйо — юрист, журналист и писатель (6 мая 1876)
- Луис Брион — офицер ВМС Венесуэлы (10 апреля 1882)
- Блес Брусуал — военный, политик и журналист (16 августа 1889)
- Мануэль Эсекиэль Брусуаль — военный и политик (13 ноября 1872).
- Лоренсо Бустильйос — офицер времен войны за независимость (17 февраля 1877)
- Хосе Мария Варгас — Президент Венесуэлы (27 апреля 1877)
- Мигель Антонио Васкес — офицер времен войны за независимость (1920)
- Хосе Хоакин Вероес — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Ромуло Гальегос — Президент Венесуэлы (3 мая 1994)
- Хуан Гарсес — военный времен войны за независимость (26 ноября 1934)
- Хосе Мария Гарсия — морской офицер времен войны за независимость (15 августа 1896).
- Валентин Гарсия — офицер времен войны за независимость (27 апреля 1961).
- Мигель Гил — военный времен войны за независимость (5 августа 1876)
- Франсиско Эстебан Гомес — офицер времен войны за независимость (20 августа 1881)
- Хосе де Хесус Гонсалес — военный лидер федералистской войны (22 апреля 1897)
- Томас Грин — (24 августа 1876)
- Хуан Баутиста Гуэрра Каррильо
- Мануэль Мария Гевара — (10 августа 1877)
- Антонио Леокадия Гусман — политик и журналист (18 ноября 1884)
- Антонио Гусман Бланко — Президент Венесуэлы (1999)
- Мануэль Мария Ечеандиа — (18 апреля 1876)
- Хосе Рамон Йепес — офицер ВМС Венесуэлы (22 августа 1949)
- Андрес Ибарра — офицер времен войны за независимость (24 августа 1875)
- Диего Ибарра — офицер времен войны за независимость (20 октября 1876)
- Франсиско де Ибарра — священник (9 ноября 1880)
- Хуан Доминго дель Сакраменто Инфанте — архитектор Пантеона (13 декабря 1780)
- Луиза Касерес де Арисменди — героиня войны за независимость (14 августа 1876)
- Хосефа Венансио де ла Энкарнасьон Камехо — героиня войны за независимость
- Франсиско Карабаньйо Апонте — офицер времен войны за независимость (18 мая 1876)
- Тереса Карреньо — пианистка и композитор (9 декабря 1977)
- Хосе де ла Крус Каррильо — офицер времен войны за независимость (15 декабря 1971)
- Карлос Луис Кастелли — офицер времен войны за независимость (11 мая 1876)
- Хуан Франсиско дель Кастильо — юрист, военный и политик (2 июля 1893)
- Чиприано Кастро — Президент Венесуэлы (6 декабря 2002)
- Мануэль Каденьйо — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Лино де Клементе — офицер ВМС Венесуэлы (21 июля 1961)
- Агостино Кодасси — военный, ученый, географ и картограф (16 декабря 1942)
- Хуан Фермин Колменарес — военный и политический деятель времен федералистской войны (20 августа 1881)
- Хуан Хосе Конде — офицер времен войны за независимость (19 мая 1876)
- Хосе Мария Дельгадо Корреа (20 мая 1876)
- Томас Ландер — журналист, политик (5 апреля 1884)
- Хосе Пруденсио Ланс — (21 апреля 1876)
- Хакинто Лара — офицер времен войны за независимость (24 июля 1911)
- Франсиско Лассо Марти — врач и поэт (27 октября 1983)
- Андрес Олимпо Левель — юрист, политик и журналист (28 ноября 1876)
- Франсиско Линарес Алькантара — Президент Венесуэлы (4 декабря 1878)
- Энрике Лусон — офицер времен войны за независимость (12 декабря 1877)
- Хосе Томас Мачадо — офицер ВМС Венесуэлы (16 декабря 1942)
- Висенте Маркано — инженер, химик и геолог (10 июля 1991)
- Сантьяго Марино — офицер времен войны за независимость (1 января 1877)
- Соил Медрано — лидер федералистской войны (22 апреля 1897)
- Рамон Игнасио Мендес де ла Барта — священник, юрист и политик времен войны за независимость (16 декабря 1942).
- Артуро Мичелена — художник (29 июля 1948)
- Гильермо Мишелена Салиас — врач, профессор, писатель (10 ноября 1891)
- Карлос Минчин — офицер времен войны за независимость (4 июня 1879)
- Хосе Грегорио Монагас — Президент Венесуэлы (13 ноября 1872)
- Хосе Тадео Монагас — Президент Венесуэлы (17 мая 1877)
- Мариано Монтилья — офицер времен войны за независимость (3 июля 1896)
- Хуан де Диос Монсон — врач, военный и политик (20 апреля 1876)
- Хосе Тринидад Моран — писатель и офицер времен войны за независимость (3 декабря 1954)
- Томас Муньос и-Айала (14 июня 1892)
- Педро Наварро Болет (29 января 1878)
- Карлос Нуньес — член движения сопротивления времен войны за независимость (17 февраля 1877)
- Даниэль Флоренсио О’Лири — ирландский офицер времен войны за независимость (10 апреля 1882)
- Мануэль Эрман Охеда Муньис (20 декабря 1875)
- Хосе Мануэль Оливарес — офицер времен войны за независимость (14 мая 1876)
- Хосе Антонио Паэс — Президент Венесуэлы (19 апреля 1888)
- Мигель Паласио Фахардо — врач и юрист, офицер времен войны за независимость (1876)
- Хуан Антонио Паредес Ангуло — офицер времен войны за независимость (16 сентября 1960)
- Франсиско Висенте Парехо — офицер времен войны за независимость (18 мая 1876)
- Тереса де ла Парра — писательница (7 ноября 1989)
- Хесус Мария Пауль (11 февраля 1877)
- Мигель Пенья — юрист и политик (24 июля 1911)
- Фернандо Пеньяльвер — соавтор Декларации независимости (3 июля 1896)
- Хуан Антонио Перс Бональд — поэт (14 февраля 1946)
- Габриэль Пикон Гонсалес — офицер времен войны за независимость (23 июня 1975)
- Худас Фаддей Пиньяньйо — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Симон Планас — политик (26 августа 1877)
- Хосе Игнасио Пулидо дель Пумар — офицер времен войны за независимость (15 января 1881)
- Хосе Луис Рамос — Гуманист (16 августа 1889)
- Рафаэль Рангель — ученый-естествоиспытатель (20 августа 1977)
- Луис Расетти — хирург (23 июня 1982)
- Хосе Рафаэль Ревенью — юрист (22 декабря 1969)
- Педро Родригес (12 декабря 1879)
- Симон Родригес — учитель Боливара (28 февраля 1954)
- Франсиско Родригес дель Торо — офицер времен войны за независимость (9 мая 1851)
- Донато Родригес Силва — военный и политический деятель времен федералистской войны (22 апреля 1897)
- Аристидес Рохас — натуралист (22 сентября 1983)
- Кристобаль Рохас — художник (27 декабря 1958)
- Педро Мануэль Рохас Меркадо — Военный лидер федералистской войны (10 августа 1876).
- Хуан Хосе Рондон — офицер времен войны за независимость (25 августа 1896)
- Бартоломе Салом — офицер времен войны за независимость (5 июля 1909)
- Эсекиель Самора — военный лидер федералистской войны (13 ноября 1872)
- Мигель Саррага — офицер времен войны за независимость (10 мая 1876)
- Томас Хосе Санабриа и-Мелеан — юрист и политик (1 января 1896)
- Луис Санохо — юрист и политик (22 июня 1978)
- Хосе Лауренсия Силва — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Хуан Антонио Сотильйо — офицер времен войны за независимость (9 января 1878)
- Карлос Сублетте — Президент Венесуэлы (7 февраля 1970)
- Фермин Торо — политик, писатель и дипломат (23 апреля 1876)
- Педро Леон Торрес — Офицер времен войны за независимость (16 августа 1889)
- Хосе Висенте де Унда — священник (16 декабря 1942)
- Диего Баутиста Урбаньеха Стурди — Юрист и военный (22 октября 1876)
- Адольфо Урданета — сын Рафаэля Урданеты (24 ноября 1876)
- Рафаэль Урданета — офицер времен войны за независимость (16 мая 1876)
- Венсеслау Уррутиа — юрист и политик (20 апреля 1876)
- Хуан Услар — военный времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Франсиско Уртадо (26 мая 1876)
- Хуан Крисостомо Фалькон — Президент Венесуэлы (1 мая 1874)
- Леон де Фебрес Кордеро — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Кармело Фернандес — офицер времен войны за независимость (18 августа 1983)
- Фернандо Фигуейредо — офицер времен войны за независимость (29 июня 1937)
- Алехо Фортик — политик и дипломат (30 апреля 1876)
- Томас де Херес — офицер времен войны за независимость (16 декабря 1942)
- Франсиско Хавьер Янес — писатель, журналист, историк (1876)
Кроме того, в Пантеоне установлены кенотафы ряда выдающихся деятелей Венесуэлы, останки которых не были найдены, но, по уставу Пантеона, подлежат захоронению в нём:
- Франсиско де Миранда (1750—1816) — руководитель борьбы за независимость испанских колоний в Южной Америке.
- Хосефа Камехо — героиня войны за независимость
- Гуаикайпуро — вождь индейцев (9 декабря 2001)
- Мануэль Пиар — генерал времен войны за независимость.
Напишите отзыв о статье "Национальный пантеон Венесуэлы"
Ссылки
- [www.ilustrados.com/publicaciones/EpykZlAlupFWkdCgdx.php Publicaciones de ilustrados]
- [www.mipunto.com/venezuelavirtual/temas/4to_trimestre02/panteon.html Panteón Nacional según Mi Punto]
- [www.viajesvirtuales.net/tourpanteon.htm Tour Virtual 360° del Panteón Nacional]
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=cr&CRid=639939 Национальный пантеон Венесуэлы на сайте Find a Grave]
Отрывок, характеризующий Национальный пантеон Венесуэлы
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
