Начётничество

Начётничество — в старообрядческой среде — начитанность, учёность, любовь к знаниям; в советской ментальности — машинальность, неразборчивость в перенимании познаний, механическое, некритическое усвоение прочитанного. В 1980-е годы в СССР - бюрократическая "подгонка цифр" под плановые показатели (плановую отчетность) для вышестоящих органов

Историография вопроса

В Древней Руси некритическое усвоение знаний из книг было основным способом образования. Начётничеством активно занимались иосифляне, отстаивавшие его пользу в спорах с нестяжателями. В XVII веке наступил кризис данной формы обучения, и привыкшие к начётничеству старообрядцы оказались вытеснены из формирующейся образовательной системы. Тем не менее, даже Петру I не удалось победить начётничество.

Механическое приобретение знаний было развито в советское время, что было связано с пропагандой «научного коммунизма» и культом личности Сталина. Начётничество сильно вредило образованию и развитию общественных наук в СССР. В советской философии лишь после осуждения сталинизма наряду с начётчиками появились и новаторы.

В христианской традиции

«Сие предписываю мирянам, сие заповедаю священникам, а равно и тем, которым вверено начальство: вспомоществуйте слову все, кому дана от Бога возможность вспомоществовать. Великое дело воспрепятствовать убийству, наказать прелюбодеяние, обуздать хищничество; несравненно выше — внушить благочестие и преподать здравое учение»

Св. Григорий Богослов
Творения, ч. III. Москва, 1889, Сл. 37, с. 92

В христианской традиции «начётничество» обозначает «начитанность», «учёность», в связи с чем каждый христианин призван быть начётчиком, то есть знающим своё исповедание, способным защищать свою веру, а соответственно начитанным в Священном Писании и другой церковной литературе.

Начётничество в старообрядчестве

Особым уважением начётничество (начитанность, учёность) пользовалось и пользуется в среде старообрядцев. Опытными начётчиками были: протопоп Аввакум, Феодосий Васильев (автор «Обличения» и основатель федосеевского согласия), братья Денисовы — Андрей и Семён (авторы «Поморских ответов»). Они использовали свою обширную начитанность в письменных источниках того времени.

В XIX веке возник особый тип начётчиков — борцов с миссионерами господствующей церкви. Это была опасная борьба, и большинство старообрядческих начётчиков побывали под судом и в тюрьмах.

«Золотой» период истории старообрядчества (1904—1917) стал триумфом старообрядцев-начётчиков, «защищавших истину и правоту старообрядчества». Авторитетными начётчиками в поповстве были Онисим Швецов (1840—1908), писатель и полемист Фёдор Мельников (1874—1960) и другие.

В 1906 году начётчики создали «Союз старообрядческих начётчиков», который ежегодно собирался на съезды. Союз был возрождён в конце 1990-х годов.

В среде поморцев выдающимися начётчиками были: А. А. Надеждин (участвовал в полемических беседах с миссионерами; особо известна беседа в Сызрани в 1888 году), Д. В. Батов, Л. Ф. Пичугин (выступал на миссионерских собеседованиях и диспутах, а также старообрядческих съездах и соборах), а позже — наставники А. Екимов, С. Ф. Егупёнок, И. И. Никитин, И. И. Егоров и другие.

Отрывок, характеризующий Начётничество

Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее: