Неклюдов, Пётр Васильевич
| Пётр Васильевич Неклюдов | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Пётр Васильевич Неклюдов (5 июня 1745 — 15 июля 1798) — тайный советник, обер-прокурор Правительствующего Сената, брат С. В. Неклюдова.
Содержание
Биография
Сын Василия Ивановича Неклюдова (1718—1790), тверского губернского предводителя дворянства.
Службу начал в 1760 году в Преображенском полку, в котором долгое время занимал должность полкового секретаря. Будучи в этой должности не раз оказывал товарищеские услуги служившему в полку Г. Р. Державину, не раз прибегая к литературным способностям Державина не только при составлении докладов и приказов, но и даже в написании любовных писем своей невесте.
После свадьбы с Елизаветой Ивановной Левашовой, Неклюдов перешёл на гражданскую службу. Состоял председателем Санкт-Петербургской палаты гражданского и уголовного суда (1784—1786), обер-прокурором Сената (с 21 мая 1788), членом Придворной конторы (1795).
На судебном поприще Неклюдов вновь встретился с Державиным, и они сохранили дружеские отношения вплоть до самой смерти. Вместе с поэтом имел случай испытать неудовольствие Екатерины II по делу Кашкина с Ярославовым.
Также известен своим «похвальным словом», которое он произнёс императрице на публичной аудиенции Сенату, данной в сентябре 1790 г. по случаю заключения Версальского мира. Эта весьма льстивая речь вызвала жесткую критику со стороны историка князя М. М. Щербатова в его «Ответе гражданина на речь, говоренную обер-прокурором Неклюдовым», хотя впоследствии Державин утверждал, что речь был сочинена графом Завадовским, а Неклюдов лишь её прочёл.
Жил с семьей в Петербурге в собственном доме на Фонтанке, д .20, где часто собиралось общество его близких приятелей. Скончался в чине тайного советника в 1798 году. Граф П. В. Завдовский писал С. Р. Воронцову 20 июля 1798 года[1]:
|
Погрусти вместе со мной о кончине хорошего моего приятеля Неклюдова, который, будучи снедаем внутреннею горестью, что ни в Сенат и ни в что не употреблен, получил желчную горячку, пресекшую его жизнь. Жалею о нем сердечно, как о моем приятеле, как о человеке, имевшем свои достоинства. | 
|
Был похоронен на Лазаревом кладбище Александро-Невской Лавры.
На могиле Неклюдова высечена эпитафия, сочинённая Державиным:
Свет ясный, неизменный,
Пролейся в гроб сей тленный,
Да некогда струя твоя
Возбудит, воскресит
От сна здесь друга моего,
И на челе его,
Как луч твой, возблестит
Слеза моя!
После смерти Гавриил Державин был назначен опекуном детей Неклюдова совместно с вдовой, которая пережила мужа всего на полтора года.
Семья
С 1775 года был женат на «предмете давнишних своих воздыханий», Елизавете Ивановне Левашовой (1755—1800), богатой наследнице и единственной дочери капитан-поручика Ивана Михайловича Левашева, спасшего жизнь Екатерине II во время обвала дома графа Разумовского в Гостилицах, и Екатерины Белеутовой. По словам правнука, была женщиной умной, доброй и добродетельной. Будучи прекрасной музыкантшей, она часто устраивала в своем доме музыкальные вечера[2]. Сохранился её портрет кисти Боровиковского. Во время написания портрета Елизавета Ивановна переживала тяжелую потерю – смерть мужа. Вскоре после этого, она начала болеть и после недолгой борьбы с недугом скончалась 20 февраля 1800 года. Похоронена рядом с мужем на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. У четы Неклюдовых родилось девять детей:
- Мария (1777—1844) — супруга Владимирского губернатора А. Н. Супонева;
- Екатерина (1781—1832), супруга генерал-адъютанта графа П. В. Голенищева-Кутузова;
- Иван Петрович (1784— 1807), сержант Преображенского полка, погиб в битве при Гейльсберге в 1807 году;
- Елизавета (1787—1836), вторая жена действительного статского советника П. А. Галахова;
- Софья (1788—1859), умершая девицей;
- Сергей Петрович (1790—1874), служил в Кавалергардском полку, женат на Варваре Ивановне Нарышкиной (1792—1867), дочери сенатора И. А. Нарышкина;
- Александра (1792—1869), жена действительного статского советника П. А. Тучкова;
- Варвара (1794—1827), жена генерал-адъютанта В. Н. Шеншина.
Напишите отзыв о статье "Неклюдов, Пётр Васильевич"
Примечания
- ↑ Архив князя Воронцова. Кн.12. — М., 1877. — С. 202.
- ↑ А. В. Неклюдов. Старые портреты, семейная летопись. — Париж: Книжное дело «Родник» (La Source), 1932.
Литература
- Русские портреты XVIII—XIX столетий. Изд. Вел. Кн. Николая Михайловича. СПб. 1906. Т. I вып IV. № 135.
- Русский биографический словарь: В 25 т. /А. А. Половцов. — М., 1896—1918. Том: 15, Стр.: 203—204
Отрывок, характеризующий Неклюдов, Пётр Васильевич
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
